Если верить плану, тоннель пролегает сразу за южной стеной бункера и соединяет колодец во дворе с Москвой-рекой. Попасть в тоннель, однако, пока что не представлялось возможным: мы простукали каждый сантиметр южной стены (четыре помещения и коридор) и не обнаружили никаких намеков на дверь или люк. Увы, план-то нам, конечно, подарили, а вот экспликацию к нему не дали (если она вообще существовала в природе), так что пришлось полагаться на собственную интуицию. Движимые охотничьим азартом, мы обшарили весь бункер в поисках рычагов, кнопок или любых других приспособлений, способных приводить в действие предполагаемую потайную дверь, но ничего не нашли.
— Может, и нет никакого тоннеля? — усомнился Стёпа.
— А на плане его для прикола изобразили? — хмыкнул инженер. — Думаю, просто небрежно искали. Надо разбивку по сегментам сделать и еще разок попробовать.
Схематично разбив бункер на сегменты, мы вновь приступили к поискам, теперь уже по методике: тщательно отработали помещение, заштриховали сегмент на плане, двинулись дальше.
В процессе поисковой деятельности я сделал удивительное открытие: оказывается, наш «деревенский колодец» на самом деле таковым лишь ловко прикидывается. То есть это отнюдь не устройство для подъема питьевой воды, а основная вентиляционная шахта бункера, в которую выходят сразу три воздуховода. Еще одно открытие состояло в том, что для моих коллег истинное назначение колодца открытием вовсе не являлось.
— Это стандарт, — сказал Стёпа, когда насквозь пропыленный Юра в обнимку с ворохом мумифицированных птиц вылез из нижнего воздуховода и сообщил, что решетка выходит в колодец. — Колодец — «вша» (вентиляционная шахта), это норма.
— Точно, — подтвердил инженер. — Кстати, диаметр колодца довольно большой, так что у него могли быть какие-то вспомогательные функции помимо ВШ.
Я живо вспомнил странные охи, вздохи и причмокивания, временами доносившиеся из колодца, сопоставил все это со сторонними событиями и пришел к выводу, что к эротической мистике данные явления никакого отношения не имеют, поскольку всегда случаются в тот момент, когда мимо нас по Москве-реке проплывают теплоходы.
Я поделился своими наблюдениями с коллегами, и Спартак с ходу сделал вывод, что колодец соединяется с тоннелем посредством сифона. А коль скоро тоннель выходит в реку, вода в колодце вовсе не из водяного пласта, а просто речная. То есть она не такая уж и холодная, так что…
— Не надо на меня так смотреть, — насторожился чуткий Юра. — Сразу говорю: я туда не полезу. Если уж так приспичило, сам ныряй. Или вон Алекса попроси…
— А в чем проблема?
— Да мало ли… Вдруг там решетка в нижней части сифона?
— Или с той стороны ватерлиния под свод, — поддержал его Стёпа. — У нас есть данные об уровне тоннеля?
Увы, у нас не было данных о тоннеле вообще. Мы даже не знали наверняка, существует ли он на самом деле или это всего лишь гипотеза инженера, основанная на корявом плане и моих наблюдениях за некими акустическими странностями.
— В общем, нырять никто не будет, — решительно заявил Стёпа. — Это неоправданный риск. Добудем акваланг, тогда уже можно будет попробовать.
После этого инженер и Юра пошли проверять берег, а мы со Стёпой без особого энтузиазма продолжили поиски в бункере.
Тот факт, что колодезная вода на самом деле оказалась речной, меня здорово огорчил: вообще-то мы привозим воду в бутылях, но когда она заканчивается, запросто черпаем из колодца и завариваем чай. У меня и раньше были смутные подозрения на этот счет (вода воняла мазутом), а сейчас все окончательно встало на свои места. Резюме: мы регулярно пили чай из грязной речной воды (это же не родник где-нибудь на Алтае, а Москва-река!) и умывались ею.
Замечательно. Теперь надо будет проверяться на паразитов и кишечную палочку.
— Да не бери в голову, — успокоил меня Стёпа, когда я в порыве огорчения поделился своими соображениями. — Мы эту воду кипятили, все выглядят здоровыми, в «скворечник» никто не бегает, так что — ничего страшного. Если тебе этого мало, как доктор приедет, поговори с ним об этом. А сейчас забей на всё и продолжай искать пятый угол…
Вскоре вернулись инженер с Юрой и доложили об отсутствии результата. Собственно берега нет: высокий вертикальный обрыв, уходящий в воду, у самого уреза покрыт густыми зарослями колючего кустарника. Если предположить, что тоннелем не пользовались несколько лет, портал мог зарасти так, что при обычном спуске на веревке не сразу и отыщешь — даже при наличии точной трассировки (что при отсутствии точных данных о тоннеле маловероятно).
Вывод: нужна лодка. Проплыть поближе к берегу с шестом и буквально методом тыка прощупать заросли в предполагаемой зоне нахождения портала.
— Или нырнуть с аквалангом, — подытожил Стёпа. — У нас нет ни того ни другого, так что пока эту тему закроем: мы и так целый день убили на поиск пятого угла. Все свободны… кроме дежурного. Алекс, отойдем, у меня к тебе дело…
Дело было простое, но неожиданное и неприятное.
На базе у нас дежурят четверо: Стёпа, Юра, Спартак и я. Доктор и Ольшанский в «мирное время» работают в индивидуальном разряде, так что их не привлекаем. Стёпа, как рачительный командир, берет на себя воскресенье, а мы произвольно делим оставшиеся шесть дней недели, получается по два дежурства на брата. Это, в общем-то, необременительно, учитывая, что нервы и мышцы напрягать не надо, а нужно всего лишь переночевать на базе.
Но каждое воскресенье у меня традиционный фуршет с творческой интеллигенцией в клубе «Шалаш Мусагета». Для меня это очень важное мероприятие, я на нём отдыхаю душой и получаю моральную компенсацию за неделю пребывания в обществе отмороженных солдафонов. У солдафонов в этот день тоже регулярно случается что-то праздничное или важное. А Стёпа не зря берет на себя воскресенье: в этот день у его пассии обычно самый разгар работы. Понимаете, о чём я? Если не совсем (не читали материалы двух предыдущих дел), я расшифрую: у Стёпы роман с Анютой, дочуркой Ганса.
Нет, так звучит вовсе не интересно и как-то даже обесцвеченно, если вы с нами только знакомитесь, вам это ничего не скажет.
Разрисуем: у нашего Рыжего Стёпы роман с Рыжей Дочкой Рыжего Ганса. Одним словом, вот такая сплошь рыжая любофф.
А сегодня, видишь ли, эта рыжая мерзавка внезапно взяла отгул и теперь тащит нашего терминатора на какой-то низкопробный плебейский концерт. И терминатор — вот ведь стыд и гнев от лица всего мужского племени — послушно тащится. И просит меня подежурить за него.
Одним словом, мой традиционный фуршет накрылся. Я не могу отказать Стёпе, он для меня почти что Бог!
Чёрт, вот ведь некстати…
* * *
Выпроводив коллег, я в течение получаса стоически пытался работать с документацией.
Получалось это из рук вон. Я был в расстроенных чувствах, хотел есть и боролся с коварными мыслями насчет «бросить всё к известной матери и уйти в самоволку».