— Что значит «моего»? — возмутился Президент. — Оно такое же мое, как и ваше. А что там не так, с этим «моим» новым ведомством? Разве это не они вскрыли ситуацию по «Блиндажу»?
— Да уж, вскрыли — по-другому и не скажешь, и огромное им за это спасибо. Но…
— Что?
— В ряде случаев их активность была крайне опасной для окружающих. А в одном конкретном эпизоде — буквально летальной.
— Это вы про штурм «Стодолы»?
— Да, и про штурм тоже. Там едва не погибли полсотни мирных граждан. Все было буквально на грани: еще чуть-чуть, и…
— Ну, вы же сами знаете, «чуть-чуть — не считается». Хотя — да, авантюра имела место, — неохотно признал Президент — И мы за это спросим с кого следует. И на будущее строго-настрого воспретим… Погодите, а что вы там сказали насчет «летального эпизода»? Директор же докладывал — потерь среди «гражданских» и личного состава нет.
— Есть потери, — горестно опроверг генерал. — По эпизоду в больнице. Туда были снаряжены четверо оперативников, работающих под прикрытием, на случай, если преступники попытаются отбить своего инженера…
— И что?!
— Ну и… ребята из «Бункера» их убили. Не разобрались в ситуации, действовали спонтанно, сгоряча…
— Ё… вашу мать!!! — не удержался Президент. — И чего же вы творите, болдоёды! Вы же, б…, со своими конспирациями, «прикрытиями» и прочими шпионствами — вы скоро друг друга поубиваете на хрен! Ну и кто тогда будет Родину защищать?! Вы, вообще, каким местом там думали, когда отправляли этих — под прикрытием?!
— Да это, собственно, не я лично… — Генерал корпоративно порозовел за Службу. — Но…
— Да я понимаю, что не вы, — досадливо отмахнулся Президент. — Но вся ваша Служба — с конспирацией, «прикрытиями» и всякими разными тайными операциями, она у меня уже вот тут сидит!
Президент показал, где именно сидит Служба, недовольно покрутил головой и пообещал:
— Ладно. Я пода что приостановлю деятельность этого замечательного ведомства. И выпишу по первое число всем, кто виновен в этой трагедии. Я вас прошу, вы уж в этом вопросе тоже разберитесь и доложите, почему все так получилось.
— Есть, — кивнул генерал. — Я досконально во всем разберусь и доложу вам лично.
— Хорошо. Ну и напоследок… — Президент взял паузу — не для эффекта, а просто задумался, чем бы таким заинтересовать лампасного вельможу, у которого вроде бы и так уже все есть. — Знаете… Посулов не даю, потому что понятия не имею, чем все это кончится. Но помните, я умею быть благодарным. Так что прошу вас: проведите расследование беспристрастно и объективно. Постарайтесь ничего не упустить. И я в долгу не останусь.
— Можете не сомневаться, — заверил генерал. — Именно так все и будет, беспристрастно и объективно. И уверяю вас: никто не уйдет от ответственности…
— В каком ведомстве изволите служить?
— Эээ…
— Да наш он, наш! Он у Владимира Аркадьевича…
— А ты помолчи, пигалица: пусть кавалер сам за себя ответит. Итак, голубчик, где мы служим?
— Федеральная Служба по надзору за ВГОиК. В смысле, за важными государственными объектами и коммуникациями.
— Это что за служба такая? Я все ваши конторы наизусть знаю, по людям и номерам допусков — нет такой службы.
— Понимаете… Она создана совсем недавно, так что…
— Настолько недавно, что ее еще в реестре нету?
— Алла Викторовна, он правду говорит: Владимир Аркадьевич как раз-таки эту службу и возглавляет.
— Да иди ты?! Его что, поперли из Администрации?
— При чем здесь «поперли»? Служба в стадии формирования, так что он пока что совмещает две должности…
— В общем, одной задницей на двух стульях, да? Опять вы там что-то выдумываете. Помяни мое слово, добром это не кончится.
— Алла Викторовна, так вы пускаете или нет?
— Не спеши, сейчас разберемся… А раньше где служил, до того, как к Домовитому перевели?
— Полк связи, лейтенант, помощник начальника штаба по боевой.
— Понятно. И давно у Домовитого?
— Эмм… Сегодня — пятый день.
— Пфф… Значит, случайный человек, да?
— О, Господи… Алла Викторовна, опять вы начинаете! Не хотите пускать — так и скажите, я передам.
— Да погоди ты, пигалица, не мельтеши. Дай подумать…
Алла Викторовна — номенклатурная матрона за шестьдесят, со следами былой красоты на лице, исковерканном не столько возрастом, сколько постоянным гнетом ответственности — смотрела сквозь меня, размеренно катала по стеклу на столе допотопный химический карандаш и хмуро размышляла.
Термостат. Или нет, лучше будет так: консерватория.
Господин, который в свое время придумал назвать высшее музыкальное учебное заведение консерваторией, был либо мертвецки пьян, либо окончательно невменяем. Музыка — это живая бессмертная сущность, гибкая, многогранная и непредсказуемая, как сама Природа, так что с консервацией она не сочетаема в принципе.
Консерватория — это здесь, в старых системных учреждениях (хотел по привычке аббревиатурой дать, но не стал — неприлично получается). Вот тут это понятие как нельзя более уместно.
Химический карандаш я в последний раз видел в глубоком детстве. При каких обстоятельствах была мною заполучена сия раритетная вещица, даже и не спрашивайте, все напрочь вылетело из головы, но точно помню, что язык после такого карандаша становится синим, штрихи импрессионистского эскиза котенка на новых обоях в гостиной получаются на диво сочными и жирными и потом очень плохо выводятся, а в лексиконе в общем-то культурной и воспитанной бабушки неожиданно появляется вульгарно-визгливое выражение «Ах ты Пикассо хренов!».
Стекло на столе я вообще никогда и ни у кого не видел. А о том, что в советских учреждениях в свое время было принято держать на столе стекло, под которым хранились инструкции, графики и прочие важные бумаги, знал только из книг. Так вот, стекло на столе Аллы Викторовны отнюдь не бутафория, под его гнетом томятся десятка полтора различных документов и целый ряд рукописных пометок. Сам стол тоже очень органично вписывается в общий план, так же как и огромные шкафы, монументальный сейф в шаровой краске, тяжелые портьеры…
Нет, так не годится: если детально описывать все местные «старости», у нас на это уйдет пара глав. Так что давайте по-быстрому втиснем весь антураж в два абзаца и побежим дальше.
Итак: старинное здание, высоченные потолки, арочные окна в два человеческих роста, полутораметровые стены, старый дубовый паркет, запах мастики, тяжелая мебель сталинской эпохи, того же периода многопудовые двери, и вообще, буквально все в этом учреждении красноречиво свидетельствует: ребята, вот эти ваши инновации и бодрые доклады о модернизации — не более чем декларации. А собственно Система как была, так и осталась: старая, отлаженная, надежная и насквозь консервативная, не приемлющая никаких ненужных новшеств. И совсем не факт, что вот так дела обстоят только лишь в данном учреждении: был я давеча у моего нового шефа в гостях, так вот, там точно такая же картина. Новые руководители — старая Система.