Блиндажные крысы | Страница: 37

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Был острый приступ клаустрофобии? — деловито уточнил доктор. — А до этого никогда такого не случалось?

— Так точно.

— Важное уточнение: доводилось ли ранее находиться в условиях, провоцирующих клаустрофобию? Кладовка из детства, сломанный лифт, узкий проход, пещера…

— В лифте пару раз застревал. Раз с приятелем, другой — один.

— И как?

— Ничего. Когда один был, пришлось торчать долго, даже поспал. Нет, никаких приступов.

— Ясно. А здесь, очевидно, было так: тесная кабинка, обитая изнутри мягким материалом, без каких-либо выступов-выпуклостей, поверху — отверстия для поступления воздуха…

— Доктор, вы как будто сами там побывали!

— То есть все так и было?

— Совершенно верно.

— Паническая атака, навязчивые идеи, пугающие ассоциации?

— Ну, в общем… Да, и паника и… эмм… казалось, что меня похоронили заживо, и…

— Что?

— Ну, как будто кто-то там, наверху, сидит возле могилы и слушает, как я беснуюсь от ужаса… и получает от этого удовольствие.

— Все понятно, — кивнул доктор. — Инфразвуковой стакан.

— Да, «стакан» — такое понятие фигурировало… Но — инфразвуковой? А какой смысл? С какой целью?

— Стандартная процедура, — успокоил меня доктор. — Нередко предшествует наркоанализу — это своего рода предварительная подготовка. Никаких пыток. Никакого насилия. Все стерильно и вроде бы гуманно.

— В гробу я видел таких гуманистов, — злобно пробурчал я. — Посадить бы их самих в этот стакан — я бы на них посмотрел.

— Ну, насчет следователя не скажу… Но врач, сопровождающий процедуру, — он через это прошел, причем неоднократно, вот это я могу вам гарантировать на сто процентов.

— Почему вы так думаете?

— Я не думаю, — мягко поправил доктор. — Я это знаю совершенно точно. Врач, который с вами работал, он должен в мельчайших подробностях представлять, что чувствует пациент. Это делается не в угоду врачебной этике, а для абсолютной уверенности в результативности процедуры…

После такого объяснения у меня возникло подозрение, что наш доктор — человек интеллигентный и вроде бы добрый — сам принимал участие в такого рода процедурах. Вообще, я очень мало знаю о своих коллегах, мы работаем вместе меньше недели, а рассказывать о себе они не торопятся, так что приходится открывать каждого из них постепенно, исподволь, мелкими дозами вытягивая информацию при любом удобном случае…

* * *

С Домовитым общались по «скайпу».

Памятуя о предупреждении насчет дурацких вопросов, я сам напряг извилины и сделал вывод, почему именно так, а не лично или посредством телефонной конференции. Человек занятой, выезжать в народ ему некогда, а тащить всю толпу к себе — проблемно, с их жахнутой на всю голову системой проверок и пропуска через эти козлячьи «смотровые».

Рискуя прослыть идиотом, не могу, однако не признаться: по наивности своей я полагал, что беседа с шефом поставит жирную точку во всей этой неприятной истории. Пожурит, ободрит, пальчиком погрозит — ай-я-яй, не делайте так больше, мерзавцы, а в завершение скажет: расслабьтесь, парни, я эту проблемку решил, так что с вас бутылка коньяка, а теперь можете разбегаться по домам и отдыхать — заслужили. Ну а завтра с новыми силами приступим к выполнению непосредственных обязанностей, займемся наконец-то тем, для чего нас и создали…

Домовитый был не в своем кабинете, и непонятно, в кабинете ли вообще: в помещении было темно, где-то поблизости громко играла совершенно дебильная музыка — «Сосущие», «Хрустящие», или «Импотенция» — в общем, черт поймешь, они для меня все на одну ноту — в итоге шеф едва ли не жевал микрофон и получались щелчки, треск и шумы.

Я думал, он хотя бы слегка обрадуется, поприветствует меня: все-таки блудный пипл из пенатов прибыл, мытарства испытывал за всю команду. Увы, если эмоции и были, то отнюдь не в мою сторону: Домовитый был озабочен, хмур, и я бы даже сказал — испуган, он периодически озирался и вообще вел себя беспокойно.

— Ну-ка, покажите героя.

Камера у нас была плохонькая, приходилось ее постоянно крутить, крупным планом все не влезали.

— Ага, вижу. Теперь Петровича. Есть, понял. Петрович, давай по-быстрому…

Ольшанский четко и коротко доложил о моих мытарствах: я бы сам, наверное, мямлил бы бесконечно долго, а со временем, я так понял, у шефа были проблемы.

— Понял, спасибо… Герой! Есть, вижу. Слушай, герой, ты мне вот что скажи: про архив что-нибудь спрашивали?

— Про какой архив? — я без злого умысла притормозил — ей-богу, кроме как «Архив Смерти» (это кино такое, если кто не в курсе) на ум ничего более не приходило.

— Ну, блин… Про архив, в котором ты был на момент задержания! — раздраженно напомнил Домовитый.

— A-а, понял! Нет, про архив разговора нет было.

— Совсем? Никаких упоминаний?

— Никаких.

— Про то, для чего ты туда пришел, про то, что ты там делал — вообще ни слова?

— Вообще ни слова. Их этот вопрос совершенно не интересовал.

— Семен!

— Тута, — доктор направил камеру на себя.

— Сёма, он все помнит? Не может быть такого, чтобы после ЭТОГО — какие-то провалы, амнезия, ну, я не знаю, что там еще…

— Избирательно — вполне может быть. Но не в его случае. Он все прекрасно помнит, функциональных расстройств я не наблюдаю.

— Герой!

— Здесь я.

— Значит, ты на сто процентов гарантируешь, что про архив не было сказано ни слова.

— Ну я же сказал вам…

— Гарантируешь?

— Гарантирую.

— Ну, слава богу! — Домовитый сразу как-то расцвел — повеселел, расправил плечи и приободрился. — Ну, а остальное — мелочи жизни. Петрович!

— Слушаю.

— Значит так: у нас никаких изменений. По происшествию вообще ничего не знаю, давай, сам там — добывай, выясняй, держи меня в курсе. Ну и, работайте, как договорились. Тут сейчас так: или мы их уработаем, или они нас. Третьего не дано. Так что, отдыхать некогда, засучиваем рукава, и за дело. Все, ребята, если вопросов нет, побежал я.

Не понял, это что, вообще, было?!

Нам вроде бы обещали сеанс связи с шефом — человеком, который по нескольку раз на дню общается с Самим и может одним движением решить любой вопрос независимо от категории сложности. А что делает шеф? Он выпытывает совершенно никчемные детали, а о деле не сказал ни слова. Замечательно!

Меня такой сеанс связи поверг в оторопь: полагая, что чего-то недопонял или упустил ввиду своего нетипичного состояния, я буквально крикнул, боясь, что шеф сейчас удерет: