– Но скажи, почему же она это мне оставила?
– Ну, не совсем тебе все-таки… Евгения Митрофановна рассчитывала, что кто-то за всем этим придет.
– Но кто? Кто должен был прийти?
– Она мне не сказала.
– Но тогда почему она не оставила это все просто тебе, например? Почему мне?
– Ну, я не знаю… Это действительно немного странно… Но раз она так захотела… Я ей много о тебе рассказывала. Она знала, как ты мне дорога.
– Бабушка, а ты с ней дружила, да?
– Можно сказать и так. Во всяком случае, я в последние два года ее жизни много ей помогала, и мы частенько с ней беседовали подолгу. Она была интересным человеком, незаурядным, и судьба у нее была трудная.
– У нее никого из близких не осталось?
– Да нет, кто-то имелся, но не знаю, кто именно. Она вообще-то довольно закрытая была. О себе говорить не любила. И удивительно умела слушать. Очень живо интересовалась всем на свете, а я, общаясь с ней, чувствовала себя совсем молодой, понимаешь?
– Понимаю, – кивнула Даша. – И все-таки это странно… Бабушка, а кто сейчас живет в ее квартире?
– Квартиру она завещала внучке своей старинной подруги, а та, дама весьма деловая и преуспевающая, эту квартиру продала, и теперь там живет очень милая семья, муж и жена, оба преподаватели в Академии художеств.
– Но почему же она не завещала этот баул той внучке?
– Вероятно, опасалась, что та просто выбросит это все к чертям собачьим. А ей этого не хотелось. Наверное, чувствовала, что ты сумеешь это оценить по достоинству. Ты ведь оценила?
– Еще бы! – с энтузиазмом воскликнула Даша, аккуратно складывая наследство в баул.
– Ты эту камею береги, – посоветовала Софья Осиповна. – Это настоящее произведение искусства.
– Бабушка! – оскорбилась Даша. – Я буду беречь ее как зеницу ока! И все равно мне странно! Неужели та внучка не могла бы оценить такую красоту? Допустим, остальное ей ни к чему, но камея-то?
– Не знаю, Данечка. Евгения Митрофановна была все-таки странная.
– А она, когда тебе про это наследство говорила, была в своем уме?
– Абсолютно. У нее вообще маразма не наблюдалось. И более того, она, например, велела Кире…
– Кто эта Кира?
– Та самая внучка подруги. От Киры она потребовала, чтобы та во что бы то ни стало поместила в газете объявление о смерти.
– Какой смерти?
– Ну как какой? После смерти Евгении Митрофановны Кира должна была поместить объявление.
– Она поместила?
– Разумеется!
– Не вижу в этом ничего странного, – пожала плечами Даша. – Бабушка, а у тебя случайно нет фотографии Евгении Митрофановны?
– Нет, к сожалению, нет. Мне и самой жалко. Ну, Дашка, может, чайку попьем? У меня есть потрясающие пирожные!
– Давай!
– А как дела в школе? – спросила Софья Осиповна, доставая из холодильника коробку с пирожными.
– Надоела мне эта школа хуже горькой редьки! Дождаться не могу, когда каникулы начнутся, – проворчала Даша.
– А как твои друзья поживают?
– Нормально поживают.
– А Петя мой любимый?
– Твой любимый Петя – лучший ученик в классе.
– Когда он успевает? – улыбнулась Софья Осиповна. – Он же вечно занят какими-то посторонними делами!
– Способный жутко.
– И по-прежнему в тебя влюблен?
– Кажется, да.
– А ты?
– Бабушка!
– Ладно, когда влюбишься, сама примчишься и все мне расскажешь. А Юрик твой не подает признаков жизни?
– Бабушка, эта тема закрыта раз и навсегда!
– Извини. Я думала, у тебя все прошло… – тихо произнесла Софья Осиповна. – Извини.
– Не стоит извиняться, бабуль. У меня и вправду все прошло, но вспоминать об этом я не люблю.
Когда Даша собралась домой, ей вдруг показалось, что с таким баулом на улице она будет выглядеть нелепо.
– Бабуль, может, дашь мне какую-нибудь нормальную сумку, а?
– Боже, какие глупости терзают нас в юные годы! – засмеялась Софья Осиповна. – Помню, мне было лет семнадцать и у меня на улице чуть-чуть оборвался подол у плаща. Мне это показалось мировой трагедией, а теперь я на такие вещи не обращаю внимания.
– Бабушка, не надо! Ты всегда такая нарядная, такая аккуратная.
– Ну я же все равно женщина, хоть и пенсионерка. Но если у меня оборвется подол, я не восприму это трагически, можешь мне поверить.
– А если ты в этот момент будешь с кем-то из твоих кавалеров?
– Посмеюсь над этим вместе с кавалером, только и всего. Но, учитывая твой глупый возраст, сумку я тебе все-таки дам. Хотя баул тоже часть твоего наследства.
– Бабуля, ты не думай, я его обязательно заберу, но только когда мы к тебе с мамой приедем или со Стасом… одним словом, на машине, понимаешь?
– Понимаю. Так и быть, спрячу его в кладовку.
– Спасибо! Ты самая лучшая бабушка на свете.
– Тоже мне, новость!
Когда Даша вернулась, дома были только Стас и тетя Витя. Но ей нездоровилось, и она уже легла. Даша не стала ее беспокоить и отправилась в комнату сводного брата.
– Стасик, а ты знаешь, зачем меня бабушка искала? – таинственным шепотом спросила она.
– Понятия не имею.
– Стасик, я наследство получила!
– Какое еще наследство? Бабушка тебе что-то подарила?
– Нет, ничего подобного, настоящее наследство! И совсем не от бабушки. Смотри, тут целый пакет!
– Ничего не понимаю!
– Я сама ничего не понимаю, но это так здорово!
Даша открыла пакет:
– Смотри, Стас!
Тот с любопытством заглянул внутрь:
– Барахло какое-то!
– Сам ты барахло! Смотри! – и она вытащила вышитую сумочку.
– Старая сумка, чему ты радуешься?
– Много ты понимаешь! Это не сумка, а ридикюль! А в нем вот что…
– Вот это да! Красотища! – Стас осторожно взял в руки камею. – Надо же… и вправду красиво!
– Это называется – камея! И притом очень редкая, так бабушка сказала! У нее и форма и цвет необычные, вот!
– И кто же это тебе оставил в наследство?
Даша все ему рассказала.