Понятно… Нет, понятно, но не совсем. Если он такой большой человек, зачем все-таки собственнолично занимается такой грязной работой? У них там что, в их ОПГ, сержанты и лейтенанты кончились?!
Собакин подробно доложил по телефону о результатах досмотра машины и беседы с «санитарами». Я сунулся было напомнить, что по мобильной связи о таких вещах говорить не совсем безопасно, но тут же устыдился: это их работа, они в курсе, что почем, так что – не стоит…
По окончании доклада Собакин, судя по всему, получил распоряжение, которое ввергло его в состояние крепкого замешательства.
– Вы серьезно? Эмм… Нет, я все понял, но… Да, я понял… Понял… Хорошо…
Ну вот, опять здравствуйте! Что значит вот это «вы серьезно?». Не отдать ли меня, а самим уматывать отсюда, как и советовал злой полковник?!
– Что там – насчет меня, что ли?
– Насчет тебя, что ли… – задумчивым эхом отозвался Собакин, покачивая в ладони мобильный телефон и тупо глядя в землю. – Да-а, дела…
– И что там насчет меня?
– Насчет… Да нет, ты тут ни при чем. Расслабься…
Собакин отозвал в сторону Смирнова и пару оперов, что стояли поближе, и о чем-то с ними пошептался. Смирнов и опера, кивнув, трусцой припустили в разных направлениях, держа между собой прямой угол. Так… Чего это они?
– Собакин, ты закончил? – Дверца «Мерседеса» распахнулась, выглянул озабоченный полковник.
– Да, Сергей Палыч, закончил.
– Я могу выйти?
– Безусловно.
– Угу… – Полковник тотчас же вылез, потянулся, как тигр, и с деланым пренебрежением мотнул подбородком в сторону своих избитых подельников:
– Ну и чего они тебе напели?
– Да вы, наверное, знаете.
– Угу… Ну… А где мое оружие?
– У нас в машине. – Собакин кивнул в сторону трех непрезентабельных иномарок, стоявших несколько поодаль.
– Ну так, а за чем дело стало? Тебе стволов не хватает? Или ты их коллекционируешь?
Тут полковник нервозно хмыкнул, зыркнул по сторонам – не отреагирует ли кто на вельможную шутку, – и, в очередной раз не получив моральной поддержки, состроил суровое выражение лица.
– Так… Ну и чего ждем? Мы теперь что, тут жить и работать будем?
– Сейчас прокурорские подъедут. – Собакин до сих пор чувствовал себя не в своей тарелке – вид имел виноватый, смотреть полковнику в глаза не смел. – Эмм… Ну, санкцию на ваше задержание…
– Ага… – Полковник слегка сник. – Значит, все-таки дали… Ну, я вам… Так… Кто у нас тут прокурор?
– Свиридов.
– Ну, это уже лучше. – Полковник заметно приободрился. – Решим со Свиридовым, не проблема…
– Ну, я не знаю, он сам приедет или пришлет кого…
– Да меня вообще только генеральная имеет право арестовать! – Полковник выпятил грудь. – Я – старший офицер главка… Эмм… Слушай, э-э… Ефим…
– Григорий.
– А да – Григорий… Григорий Ефимович, верно?
– Так точно.
– Ну вот! Помню же… Слушай, Григорий… Ты же у нас целую вечность прослужил… Чай, не чужие, а?
– Звонить не дам, – все так же глядя в сторону, отрезал Собакин. – Даже и не просите.
– Угу… Ну – зря ты так, зря… Я ведь уже через полчаса все вопросы решу, и будете вы кругом виноватые… Слушай, а ты, может, не в курсе? Ты знаешь, кто я такой по нынешнему раскладу?!
– Я в курсе, Сергей Палыч. Вы верно заметили, я долго у вас прослужил, отношения с коллегами поддерживаю, держу руку на пульсе.
– В курсе, говоришь… Что ж… В таком случае, Григорий, ты просто самоубийца!
– Ну, жизнь покажет… – Собакин, видимо, не желая более общаться с сердитым полковником, буркнул оперу, стерегущему сановного пленника, «Наблюдай!» и ушел в другой конец поляны – к «санитарам».
* * *
Минут через пятнадцать подъехал микроавтобус «Тойота» с тонированными стеклами. Из «Тойоты» вышли люди: четверо в черной униформе, с короткими автоматами – трое в шерстяных шапочках с дырами для глаз, а четвертый – в берете, но с таким лицом, что лучше бы он был в шапочке. Короче, Собакин в кубе – не по объему, а по страхолюдности: мне, как его я увидел, сразу стало как-то не по себе.
У этого страшилы был при себе предмет, который никак не вязался с автоматом, черной формой и вообще со всем его обликом: симпатичная кожаная папка для бумаг с изящной посеребренной застежкой.
Занимательно… Пристрелил по пути сюда какого-нибудь банкира и отнял папку?
– Надо же, какая честь. – Полковник криво ухмыльнулся. – ОМОН прислали меня конвоировать…
– Мы не ОМОН, – буркнул товарищ в берете и, игнорируя полковника как личность, прямиком направился к Собакину.
– Не ОМОН? А кто же…
С ними прикатил еще один товарищ – явно не из питомника, худенький, постарше всех, и с умными глазами. Ага, этого типа я уже видел, и не далее как позавчера. В тот раз он тоже имел при себе этакий приятный для взора, старомодный докторский саквояж.
– О! – встрепенулся полковник. – Ты с прокуратуры?
– Нет, я врач.
– Врач? Не понял… – Полковник, было, начал морщить репу, но быстро сообразил: – А, понял!
Тут он кивнул в сторону своих подельников и, понизив голос, «настучал»:
– Слушай, ты внимательно смотри, там следы побоев должны быть сильные. А то ведь потом на вас свалят. Надо бы актик составить…
– Да я, собственно, не по этому вопросу…
– Не понял… – Полковник выглядел окончательно сбитым с толку. – А по какому?
– А сейчас… Уже скоро…
Товарищ в беретке дотопал до Собакина. Голос он не понижал, слышно было все до последнего слова:
– Здорово, Григорий. Оцепление выставил?
– Да.
– Где стоят?
Собакин показал направления.
– А юго-западный сектор?
– Людей нема. Один, вон, полковника контролирует, один – азеров.
– Ну все, я здесь – можешь отправлять обоих.
– Хорошо…
Собакин позвал двоих оставшихся оперов и отправил их куда-то в тыл.
Ничего не понял… Когда в институте учился, по программе военной кафедры нас возили на полигон. Так вот, так выставляли оцепление во время проведения стрельб. Это понятно – меры безопасности.
А зачем нам сейчас, скажите на милость, оцепление?!
– Что-то я не врубаюсь… – Полковник проследил взглядом за трусившими в тыл операми и обратился к врачу, который поставил саквояж на капот «Мерседеса» и как раз в этот момент доставал из кармана сигареты с зажигалкой. – Вы кто такие?