— Андрей Иванович Исаев, начальник межрайонного отдела Госкомдури (это он так ласково ФСКН обозвал).
И тотчас же обозначил рубежи наших отношений:
— Явка с повинной и полное сотрудничество со следствием — от полутора условно до двух лет общего режима. Запирательство и вранье — от десяти до пятнадцати строгого.
— Но позвольте...
— Не позволю. Материала, чтобы усадить тебя прямо сейчас и навсегда, у меня достаточно. Зверев у нас «ноги», а ты основной, я ничего не перепутал?
— Даже и не знаю, как вам объяснить... Понимаете...
— Да, все правильно, ты — барыга. Так что общаться будем с тобой. Возражений нет?
Возражений, сами понимаете, не было. И вообще, не буду злоупотреблять вашим терпением, скажу сразу: мафиози из меня получился весьма скверный. Точнее, вообще не получился. На первом же получасовом отрезке «доверительной беседы» (а ведь не пытали, не били, даже не орали в ухо!) сдал все, что знал и о чем догадывался. Анвара, Мамеда — присочинил для убедительности, что он у них главный, — и всю азербайджанскую диаспору до кучи. Вот они, первейшие негодяи и мафия, шейте дело, арестовывайте, везите всех разом в карьер.
Андрей Иванович полистал журнал амбулаторного приема (заметно было, что он с ним уже ознакомился, листал бегло, не задерживаясь), усмехнулся:
— Первый раз встречаю такого барыгу...
— Какого?
— Такого аккуратного...
— Спасибо.
— ...и такого тупого.
—?!
— Ну ты же сам себя сдал этим журналом! Даже без всяких «стуков» и наблюдений, бери журнал, делай графологическую экспертизу — и лепи срок. Ну ты что, совсем идиот? Зачем всякую дрянь в журнал писать?!
— Понимаете... Эмм... Я врач... Привычка... Пациенты...
— Точно — идиот, — покачал головой Андрей Иванович и, добравшись до раздела «Передозировки», уточнил: — Что, за месяц ни одного передоза не было?
— Не было, — подтвердил я. — Вот только те два, что на апробации.
— Интересно... А почему?
— Почему не было?
— Да.
— Ну, понимаете... Тут у меня индивидуальный подход... Я врач...
— Давай конкретнее. Объясни мне в двух словах, как ты сделал так, что у тебя целый месяц регулярно кололись полсотни самых разных «наркомов» и ни один не схлопотал передоз?! Мне это жутко интересно.
— Вот видите, все разнесены по группам.
— Вижу. И что?
— Мы знаем, что можно ожидать от каждого. Ну не совсем, абсолютно, — тут даже сам господь бог не даст гарантии...
— Конкретнее! На примере.
— Пример: человек садится на ремиссию, страдает, употребляет всякую дрянь для смягчения синдрома отмены, пьет водку...
— Потом, нажравшись как свинья и потеряв контроль, топает на автопилоте по знакомому адресу и просит грамм. Дальше!
— Да, вы владеете существом вопроса...
— Ну еще бы! Работа такая. Дальше!
— Можно продать и забыть. Пятьдесят на пятьдесят, что он тут же схлопочет овердоз. Неправильно рассчитает дозу, потому что пьян, или просто поставит себе привычную норму — а он неделю не употреблял, организм отвык, рецепторы почистились малость, дезадаптация...
— Короче!
— Можно не продавать. Послать его подальше и все.
— Да ну, вот проблема! Найдет в другом месте — не все такие правильные. А еще торкнется спьяну какой-нибудь отравой и откинет копыта.
— Точно. Поэтому надо ему сделать полдозы от нормы, желательно сразу заправить шприц и тут же поставить. И посмотреть, как он оприходовался...
— Ты гонишь, доктор. Какой «приход» от героина?
— Ну, в смысле, какова реакция на инъекцию.
— Угу... Интересно... И что — со всеми вот так возитесь?
— Ну а чего? Не так уж много народу у нас на ремиссиях. С «борцами» сложнее — приходится постоянно контролировать, где они и чем занимаются. Хорошо — их тоже немного. В основном все правильные, «системные».
— Понятно... Так, а вот эта графа — «Шприцы». В каком смысле — «шприцы»? Заправленные, что ли?
— Нет, просто шприцы. У нас «обязаловка»: к каждому грамму прилагаются три одноразовых шприца и три ампулы с дистиллированной водой.
— Это что, «в нагрузку»?
— Это бесплатно. Исходя из цены грамма — можем себе позволить.
— Ну блин... Прямо-таки какой-то наркодиспансер! Тут тебе и врач, и шприцы, и подход индивидуальный...
— Это что, плохо?
— Да, дела...
Андрей Иванович, склонив голову набок, некоторое время рассматривал меня с нездоровым любопытством, как некое загадочное чудище. Знаете, агрессии в его взгляде я не уловил. Недоумение, интерес, какие-то проблески необъяснимой досады — да. А злобы не было.
Это меня несколько ободрило и успокоило. Хорошо, когда человек, от которого зависит твоя судьба, не испытывает к тебе личной антипатии. Можно на что-то надеяться...
— Вот что, голубь. Ты посиди маленько, я поеду кое-куда, наведу справки по этому вашему Анвару и прочим...
«Посиди маленько» потянуло на остаток дня и всю ночь.
И камера, и сам «прием» — все в этом заведении было как-то неправильно, вне поля общепринятой милицейской специфики. При аресте не обыскивали, все, что было, осталось при нас. Камера — обычный кабинет, помещение четыре на четыре, в ряду прочих на первом этаже, только окна зарешечены да дверь (без «глазка») обита листовым железом. Чистые топчаны, обтянутые дерматином, три стула, стол — ничего не привинчено к полу, — шахматы, кипа газет, в отдельно выгороженном закутке — унитаз и раковина.
Специально нас никто не охранял, вертухай в коридоре отсутствовал, за дверью — глухая тишина, и вообще, создавалось такое впечатление, что в отделе никого нет!
— "Нарики" у них тут не сидят, — пояснил многоопытный Люда. — Здесь, вообще, по делу мало кто сидит. Если ловят какие-то там чмошные «ноги» торквеловские, содержат в ИВС, в горотделе. У них там отдельная камера зарезервирована. Тутошние госкомдурщики с ментами крепко дружат, у них общий бизнес. А тут держат барыг — если возьмут с грехом пополам раз в полгода. Чтобы, значит, прониклись и легко отстегивали потом. Публика известная, бежать им некуда, в общем, все по-свойски, сам понимаешь...
— А ты что, уже был здесь?
— Нет, бог миловал. Камрады рассказывали. Я вообще здесь только как бесплатное приложение к твоей теме. Как пристяжь. Ты, конечно, извини, но с меня взять нечего, поэтому крутить будут именно тебя. Так что готовься. Заработать ты не успел, наверное, придется хату продавать...