Прибор Валентинского я поставила на холодильник и включила: будем совмещать приятное с полезным.
Монитор ожил, когда бутылка была опорожнена наполовину и когда мы с Кортневым знали буквально все о грандиозных возможностях китайской и тибетской медицины. Я как раз шутливо сказала Кортневу, что добрейший человек Виктор Иванович помянет наши с ним грешные души, когда будет отмечать свое стопятидесятилетие. Димка расхохотался. И в этот момент…
Хлопнула дверца машины. Заработал двигатель. Затем вновь хлопнула дверца. И водитель, и пассажир на месте.
Затем мы услышали голос Валерия:
– Я думал, он с нас шкуру навовсе спустит, если уж на ковер вызвал. Мог ведь просто дать команду исправить сложившуюся ситуацию: отыскать и замочить эту мерзавку. Ой, башка разваливается просто. Что она нам вкатила? Найдем – убью. Так кинуть… Как последних лохов. Как они нас вообще вычислили? Всю дорогу наблюдал – никого на хвосте не было.
– Не хочу об этом говорить, – раздраженно сказал Антон. – У самого репа как чугун. Давай лучше подумаем, как выкрутиться и где эту сучку искать. Она уж теперь точно на дно ляжет. И подружку свою запрячет так, что ни одна собака не найдет. Угораздило тебя этого придурка по кумполу приложить так, что он копыта откинул. А второй как сквозь землю провалился.
Точка быстро двигалась в направлении к центру города.
– Можно попробовать выйти на родственников Истоминой или Ивановой. Войти в доверие, – попытался придумать что-то путное Валерий.
– А еще лучше похитить их, – голос Антона прозвучал, как мне показалось, несколько иронически.
О чем со злосчастными «близнецами» беседовал их любимый шеф Шлюпкин, мы не имели возможности слышать. «Жучок» они с собой в дом к нему, разумеется, не прихватили. Мы имели возможность услышать беседу между друзьями лишь тогда, когда они вновь вернулись в машину.
– Хорошо хоть так. Я думал, что он вообще голову с нас снимет. Сейчас заедем в отделение. Попытаюсь через кое-кого выйти на сыщицу. Только надо поосторожнее действовать. Ведь где-то она паркуется, раз ее в квартире нет.
Они не успели заехать к «кое-кому знакомому в отделении». Поскольку все закончилось взрывом. И точка на экране бесследно исчезла.
– Ни фиг-га себе, – выдохнул совершенно обалдевший Кортнев.
– Каюк прибору, – Валентинского, пожалуй, именно уничтожение аппарата удивило и расстроило больше всего.
А я ошарашенно молчала. Мои приятели и помощники, кажется, еще не въехали, что все это означает для меня, для Истоминой, для Кортнева. Шлюпкин, похоже, тоже решил идти ва-банк. И выручать своих подручных, «нарисовавшихся», а потом еще и лопухнувшихся так, что это стало опасно для его карьеры, не собирался. Он от них просто избавился.
Полагаю, что пока они ходили к нему с докладом, кто-то из других его верных псов подвесил на «десятку» пластитовую бомбу с дистанционным управлением. И завтра по телевизору в местных новостях объявят, что неизвестными лицами был совершен теракт на такой-то улице города Тарасова. Вот так. Хорошо, что мы от их пушек по дороге избавились. А плохо то, что новых врагов, которые будут пытаться выйти на нас, мы в лицо не знаем.
* * *
Какая же я молодец, не стану скромничать, что для Ленки добыла алиби на момент убийства. Милиция, по идее, не должна больше горячо интересоваться ее судьбой. А вот Шлюпкин…
Да, я просто обязана найти перстень. Я была уверена, что, как только он вынырнет, все станет на свои места. Я разгадаю шлюпкинский секрет и буду наверняка знать о том, как прервать его тайное могущество. Имея на руках козырной туз, можно выстроить тактику верно. Решено. С утра занимаюсь перстнем.
– Что, ребята, как вам все это нравится? – спросила я своих гостей и верных соратников.
Виктор Иванович пожал плечами и, вздохнув, философски произнес:
– Что ж, все там будем. Давайте помянем новопреставленных рабов божьих Антона и Валерия. Жалко их. Молодые еще были.
Мы выпили, не чокнувшись.
* * *
С утра я навестила подругу. Она была уже в полном порядке, и мне с трудом удалось уговорить ее остаться еще в больнице, пока я не улажу наши общие дела.
– Ну какая тебе разница? – убеждала я ее. – Полежишь немного, отдохнешь от своих оболтусов. Третья четверть такая длинная, что все пробелы, которые образуются из-за твоего отсутствия, можно восполнить.
– Один день, – отрезала она, – и ни часом больше. Я не собираюсь тут торчать и занимать чужое место. Тут люди в коридорах лежат. Я себя преступницей чувствую. И вообще не понимаю, почему доктор меня с утра не отпустил.
Я хорошо знала, почему ее доктор не отпустил, но не докладывать же об этом Истоминой. Для меня столь незначительная сумма – не деньги. Не стоит вынуждать подругу чувствовать себя в долгу.
– Ладно, преступница, – невольно рассмеялась я, – лучше расскажи, как ты так лихо сумела провести «близнецов»?
Ленка пожала плечами:
– Сама не знаю. Я ведь еще в милиции одну таблетку скушала. Хорошо, что они у меня с собой оказались. Да ладно. Подумаешь, эка невидаль. Сама же говоришь, с кем поведешься… – и тоже рассмеялась.
– Ну что, до вечера. Приеду за тобой, как договорились.
Мы с ней распрощались, и я отправилась по нашим общим делам. Кортнев остался в квартире руководить своим бизнесом по телефону.
Сначала я съездила в пятую школу и предупредила администрацию, что учитель французского языка заболела и в ближайшие несколько дней вести уроки не сможет. Пусть Ленка не обижается на меня за самоуправство, но бездарно рисковать жизнью я ей не позволю.
Когда с благородной миссией было покончено, я отправилась в тот двор, где меня угораздило подвесить «жучка» на мусорный бак. Там было пустынно – ни души. Словно вымерли все. Я послонялась немного, изучая окрестности, прошла в гаражи, где вчера парковала машину, проверяя, нет ли за нами слежки.
Ворота одной из «ракушек» были распахнуты. Под видавшим виды «москвичонком» торчали ноги в старых растрескавшихся ботинках с толстыми подошвами. Хозяин ботинок и старого драндулета, ремонтом которого он в данный момент занимался, насвистывал незатейливый мотивчик песенки про то, что мальчик хочет в Тамбов.
– Эй, на барже, – обратилась я к трудяге, – привет.
Сбоку из-под машины высунулась перепачканная рожица. Парень в шапке-ушанке доисторических времен посмотрел на меня с явным любопытством:
– Привет, коли не шутишь. А вот выпить нет.
– В смысле?
Я не сразу сообразила, что это, если можно так выразиться, «искрометный» юмор.
– Что, – крякнул хозяин «Москвича», вылезая из-под своей развалины, – с юмором, что ли, напряг? – Парень взял с верстака замасленную тряпку, вытер ею руки и продолжил: – А впрочем, таким красивым матильдам мозги и не нужны. Им остального хватит, – и заржал, довольный очередной «удачной» шуткой.