– Вы не ответили мне, давно ли видели его в последний раз?
– Видел-то? А давно-недавно ль, не могу точно сказать. Память-то стариковская, сами небось понимаете, какая непрочная. Склероз проклятый. А для чего он вам нужен?
Ну и дед. Шерлок Холмс. От него информации ноль, зато меня раскрутить пытается.
Лифт, вздрогнув, остановился. Я вышла и надавила кнопку звонка. Дед долго возился с замком и все с любопытством посматривал в мою сторону.
Дверь открылась. На пороге возникла грузная женщина лет пятидесяти с седыми, коротко остриженными волосами.
Павел Семенович поприветствовал соседку и вошел в свою квартиру, выпустив на лестничную площадку поток несвежего спертого воздуха, характерного для не слишком чистых, редко проветриваемых помещений.
– Здравствуйте. Я подруга вашего сына, Петра. Он дома?
Женщина молчала, пристально изучая меня. В квартиру она меня не пригласила.
– Мне надо вернуть ему некоторую сумму денег. Долг. А еще я должна передать ему письмо от одного человека.
– Его нет.
Судя по всему, Нина Петровна пока еще не знала о гибели своего непутевого сыночка. И я продолжила расспросы:
– А когда будет?
– Не знаю. Оставьте письмо и деньги, я передам.
– Нет. Я сама должна передать. Особенно письмо. Лично в руки.
Лицо женщины осталось непроницаемым.
– Он тут не живет, адреса его я не знаю.
– А он в субботу не заходил? Мы с ним договаривались встретиться, но я не смогла прийти.
Нина Петровна неопределенно пожала плечами. Моя вдохновенная ложь ее ни капельки не тронула и не вызвала на откровенность.
– Я знаю, что у него возникли некоторые неприятности. Это из-за перстня, – я внимательно наблюдала за реакцией своей немногословной собеседницы. И мне показалось, что при упоминании о перстне у нее в глазах промелькнул испуг.
– За Петей следили два парня, одинаково одетых. Они к вам, наверное, заходили?
Упоминание о «близнецах» вывело Нину Петровну из себя:
– Я ничего не знаю, милая девушка, о делах своего сына. И не хочу неприятностей на свою голову. Могу вам сказать лишь одно: перстня в моем доме нет и быть не может. Его уже искали. Вам лучше уйти, – и закрыла дверь.
Вот так. Стратег Танька Иванова получила щелчок по носу. И поделом. Не надо считать себя умнее других людей.
Я стояла на лестничной площадке, как оплеванная. Чувство справедливого гнева прямо-таки распирало меня. Я от досады с силой хрястнула кулаком по стене шахты лифта и надавила кнопку вызова. Кабина пришла в движение.
И тут открылась дверь, вновь выпустив поток уже знакомых мне запахов.
– Девушка, зайдите ко мне, – тихонько позвал меня Павел Семенович.
* * *
Холостяцкое жилище Павла Семеновича выглядело довольно убого. Оборванные обои свисали грязными клочьями. В углах скопилась черная от копоти паутина. Облезлый пол, лет десять не видавший кисти.
В углу прихожки на старой меховой подстилке, свернувшись калачиком, дремала собачонка, вероятно, самое родное существо Павла Семеновича. По стенам без всякого риска для своей жизни разгуливали тараканы всех мастей и размеров.
Меня невольно передернуло.
Павел Семенович заметил мой непроизвольный жест и успокоил меня:
– Не бойтесь. Они же не кусаются.
Это я и сама знаю.
– Есть хорошие средства… – начала я, но хозяин квартиры перебил меня.
– А зачем? Тараканов все не любят, – забормотал Павел Семенович по пути на кухню. – А почему, спрашивается? Конечно, они существа неприятные. И экологическое равновесие Земли не нарушится, если они вдруг исчезнут. Вот если бы мухи исчезли, тогда бы вся планета была завалена трупами. Без них нельзя. А без тараканов можно. Пользы от них никакой абсолютно.
Павел Семенович пододвинул мне табурет сомнительной чистоты и предложил сесть. Я протерла его салфеткой, осторожно опустилась на краешек и согласилась:
– Вот именно, что можно. Только вы ж меня не за этим, надеюсь, не для разговора о тараканах позвали?
– Нет, девушка, не знаю, как вас величать…
– Таня.
– Нет, Таня, у меня своя философия. Люди понимают друг друга только в том случае, когда понимают жизненные устои друг друга. А я считаю так – если тараканы есть на Земле, значит, их послал нам бог.
Слов у меня не было. А дед продолжил:
– Тараканы – божья кара за людские прегрешения. И мы должны нести этот крест безропотно.
– То есть разводить тараканов? – не выдержав, совершенно непроизвольно съехидничала я.
– Не разводить, а терпеть. Если богу будет угодно, они сами уйдут.
Ага, дождешься. Теперь мне вполне понятно, почему тот хулиганистый мальчишка обозвал Павла Семеновича нянькой тараканьей. Я невольно улыбнулась и махнула рукой:
– Бог с ними, с вашими тараканами, пусть живут и процветают. И плодятся. Считайте, что вашу философию я поняла – вы принимаете все как есть.
– Правильно, Танечка. Именно так. Я сразу, как только вы вступились за девочек и за мою собачку, понял, что вы – хороший человек. Вы не обижайтесь на Нину Петровну. Она слабая женщина и не понимает, что все невзгоды, которые доставляет ей порой сын, она должна терпеливо сносить. Это от бога. Значит, она его прогневила вольно или же невольно.
Странный разговор у нас происходит. Наверное, старик подслушал, как Нина Петровна выставила меня за дверь. Но я пока молчала и слушала. Не зря ж он завел разговор так издалека.
– Вы мне только честно скажите, друг вы Петин или враг? – поинтересовался дворник.
Забавно, подумала я. Будто бы Петин враг прямо так сразу и сознался бы, что он – враг. А дед словно мысли мои прочитал:
– Я по глазам увижу, лжете вы или нет. Мы с Петей очень дружны. И я не хочу, чтобы у него были неприятности.
Тогда вообще непонятно, при чем тут тараканы. Такая вот мелькнула у меня мысль.
А дед, просто ведьмак какой-то, поскольку опять угадал, о чем я подумала, продолжил:
– А про тараканов я к чему говорю-то? Нельзя их уничтожать, раз они – кара божья. Вот и люди, они тоже разные бывают. Иные как раз и посланы на землю только для того, чтобы других, согрешивших, наказывать. И их тоже надо, если не любить, так терпеть, как никому не нужных тараканов, стараться понять их и не осуждать.
Вот это философия! Это даже почище, чем хрестоматийное толстовское непротивление злу насилием.
– То есть, вы хотите сказать, что преступников наказывать не надо? Они специально посланы богом? – поинтересовалась я.