А пленницы на врагов своих посмотрели, посовещались да всей толпой дружно и накинулись! И пяти минут не прошло, как возвращался в родные края отбитый караван, смеялись астраханские девчата, подгоняя верблюдов, осликов да боевых коней. А в широкой степи по раскалённому песочку, ругаясь, прыгали связанные цепочкой басурмане – все как есть в одних исподних штанах! И руки не развяжешь, и не почешешься, и солнце палит нещадно, и до родных аулов им в такой связке как раз только к Рамадану и допрыгать. Если суслики не съедят да тушканчики не защекочут…
– Какого шайтана мы вообще попёрлись в русские земли?! Вай дод, какие они негостеприимные!
– Это нас Мамбек сманил! Грабили бы себе спокойно на больших дорогах…
– Молчите, дети шакалов! Я хотел, чтоб вы стали на стезю праведности! Не разбойничать, подобно волкам, а честно охранять караваны…
– Ну вот и наохранялись! Надо было бежать, как мудрый Бекул-ага…
– Он старый трус! Мой отец всегда говорил, что…
– Вай мэ! Заткнись уже со своим папой!
– Я заткнись?!
– Бейте его, мусульмане-э!!!
Уж чем там у них мордобойное дело закончилось, достоверно неведомо. Знаю лишь, что больше ни о банде Мамбека, ни об одноимённом «охранном агентстве» никто в наших краях не слышал. Да и кому они, по сути, интересны, так, проходящие персонажи…
А хитрый старый работорговец гнал и гнал коня до самого Басурманского султаната. Там уже отдышался, опомнился, в ближайшей чайхане запрещенным вином отпоился, нервозность притупил и твёрдо решил, что с беспределом казачьим надо что-то делать. Сколько можно на его караваны нападать, пленников отбивать, так и вообще скоро вся работорговля на корню завянет, и как дальше жить прикажете, э?!
Ну, выпил он, видать, лишнего и притупил неслабо, потому что за справедливостью пошёл во дворец самого султана! А басурманский султан, Халил его звали, был человеком суровым, большим да толстым и по-своему даже общительным. Принимал ласково, персиками угощал, халвой делился, но чуть что не по нему, сразу голову с плеч рубить! Да и чего похуже мог отчекрыжить, не постеснявшись. Восточный деспот, сами понимаете, они там все такие…
И вот идёт премудрый Бекул-ага, бородёнкой трясёт возмущённо, глазки от пыли да алкоголю соловенькие уже, но себя кулаком в грудь стучит несильно, чтоб не ушибиться, и всё громче на проклятых казаков управы требует. Подошёл он к султанскому дворцу – высоченное здание, этажей в пять будет, ей-богу! Дал стражникам по монетке, чтоб в предбаннике не томили, да и шасть внутрь. Благо в тот день у государя особых дел не было, и как ему визири доложили про визит с последствиями, он сразу ножками засучил:
– Рабаторговец, гаваришь, да? Жён мне хател новых привезти, а ему не дали? Очень интересная история. Паучительная история, прямо записать нада. Ну зови, зови его, всё сам хачу паслушать. Э-э!
Стражники копья раздвинули, и пал к ногам владыки на пёстрый восточный ковёр горько обиженный в России честный работорговец. Без стыда крокодильими слезами обливается, на груди рубашку рвёт, по чалме кулаками стучит, сам себе щёки осторожно царапает и стенает дюже жалостливо, на персидский манер:
– Вай мэ, вай мэ! Совсем меня, сироту, ограбили, товар отняли, чести лишили-и…
– Слушай, пагади, а? – султан поморщился. – Давай ещё раз, медленна. Ты сирота?
– Мне шестьдесят два года, о владыка неба и земли! Конечно, сирота уже…
– А как тебя чести лишили?!
– Э-э… это образное выражение, фигура речи. Ограбили меня!
– А, эта я понял уже… Что у тибя отобрали, сирота шестидесятидвухлетняя?
– О, опора праведных и бич всяких меньшинств, – продолжая кланяться, старый хитрец потихоньку-потихоньку подползал поближе к трону, – я укра… купил! Купил тебе в гарем целых деся… двенадца… двадцать и восемь, двадцать девять роскошных русских красавиц! С телом белым, как снег, с волосами золотыми, как солнце, с ресницами длинными, как… как не знаю что, но ты представил да? То есть очень все такие симпатичные! И добрые, главное, да, сами умоляли меня их купить, так хотели лицезреть тебя, о мой повелитель! Веришь, нет?!
– Верю, верю, да, – с интересом поёрзал на подушках султан Халил. – Придставил уже себе всё такое в объёмах и красках. А пачему ты их мне не привёз?
– А потому что – казаки!
– Зачем так кричишь, э? Где казаки?
– Там. – Бекул-ага неопрёделённо показал рукой сначала на север, потом на юг и на всякий случай, до кучи, на запад. Показал бы и на восток, но там сидел султан, и махать руками в его сторону было чревато…
– Везде казаки! Их было целых оди… одиннадцать!
– Всего одиннадцать? – поморщился владыка мира, и его стражи презрительно фыркнули.
– Одиннадцать сотен! – мигом выкрутился опытный торгаш. – И у них у всех были пушки! Мои воины дрались, как снежные барсы с гор Гиндукуша, каждый из них убил по сто казаков, но силы были слишком не равны…
– А ты?
– А я убил целых двести!
– Не, я не про эта. – Султан Халил приподнял зад, давая возможность визирю быстренько взбить пуховые подушки на троне. – Пачему ты геройски не погиб в бою за мой гарем?
– О, сотрясатель основ и феникс милосердия, а кто бы тогда принёс тебе эту печальную весть? – Бекул-ага вновь пустил фальшивую слезу, избегая смотреть властителю в глаза. – О мои бедные девушки, как они рыдали, как рыдали, понимая, что злая судьба отнимает у них единственный шанс лицезреть великого из величайших! Неужели за мой скромный подвиг мне не будет никакой, даже самой ничтожной, награды, э?
Тиран задумчиво переглянулся с визирем и поманил его пальцем.
– А ты рассказывай, рассказывай… Слушай, эта кто такой?
– Работорговец и поставщик невольниц в султанский гарем, – шёпотом напомнил визирь.
– Уважаемый человек?
– Не очень…
– Отлично! – даже захлопал в ладоши султан. – Тащи сюда шкатулку. Щас на нём пробовать будем. Э-э, пачтеннейший, ты всё мне рассказал, да? Ничего не утаил, не абманул меня?
– Как можно, о столб света и венец многобрачия?!! Я верный раб моего господина!
– Тагда гатовься, мы тебя мала-мала награждать будем.
– О Всевышний, сегодня праздничный день! Великий султан хочет осенить меня своей щедростью? – обомлел Бекул-ага, поскольку, честно говоря, не очень-то верил, что ему хоть что-то обломится. – Как кладезь мудрости узнал, что завтра я уже совсем умру с голоду, и кто же тогда возложит на себя почётное бремя поставлять новых рабынь в твой гарем…
– Слушай, я сам дагадался, да, – утомлённо зевнул владыка. – Мы всё панимаем, плахие казаки, подлое нападение, нет, какие они все мерзавцы, э… Нехарошие люди, зачем так паступили? А ты хароший! Ты ради маих новых наложниц и жён прошёл через все лишения?