Без всякой возможности создать тягу или инерционную силу, он почти наверняка будет лететь в вакууме до самой своей смерти. Это… не оптимально.
Что-то схватило его за рясу и дернуло обратно. Он развернулся в безвоздушной невесомости и увидел руку, сжимавшую самый край его плаща, и воина, которому принадлежала эта рука.
Повелитель Ночи смотрел на жреца сквозь скошенные глазные линзы. Слезы красными и серебристыми дорожками стекали по демонической маске его наличника.
— Я слышал тебя по воксу, — сказал Люкориф из Кровоточащих Глаз.
— Да славится милость Бога-Машины, — ответил Делтриан по коммуникационному каналу.
Раптор без особых церемоний втянул жреца обратно на корпус.
— Как скажешь, — проскрипел Люкориф. — Оставайся здесь. Я перережу горло тому, кто напал на тебя. Потом можешь возвращаться к ремонту.
Двигатель на спине раптора бесшумно пробудился к жизни — его рев поглотил вакуум. Из маневровых двигателей вырвалось пламя, и Повелитель Ночи, оттолкнувшись от обшивки, помчался к поврежденному столбу.
Делтриан наблюдал за его полетом. Чувство облегчения было столь велико, что он решил не записывать неуважительные высказывания раптора для дальнейшей архивации.
На сей раз.
Ксарл выронил меч, с почти невозможным упорством добрался до стены и привалился к ней. Он оставался там бесконечно долго, пересчитывая раны и пытаясь восстановить дыхание. Кровь, текущая сквозь разбитый нагрудник, пахла слишком чисто и резко. Он знал, что эта кровь течет из сердца. Нехорошо. Если пробито одно из сердец, ему придется недели проваляться в апотекарионе, приспосабливаясь к аугментическому протезу. Он не мог пошевелить одной рукой, а вторая онемела от локтя вниз, и пальцы начали скрючиваться. Одно колено не сгибалось, а боль в груди делалась все холоднее и расползалась все шире по телу.
Он снова застонал от усилия, но так и не смог оторваться от стены. Может, еще минутку. Пусть регенеративные ткани восстановят ущерб. Вот и все. Вот и все, что ему нужно.
Кирион первым поднялся на ноги, опираясь о противоположную стену. Его доспехи выглядели практически так же паршиво, как у Ксарла, однако, вместо того чтобы помочь остальным, он взял в руки отключенный громовой молот.
— Его батареи израсходованы на восемьдесят процентов. Возможно, нам доставалось сильнее, чем тебе.
Ксарл не ответил. Он все так же стоял, привалившись к стене.
— Я никогда не видел подобного поединка.
Он шагнул туда, где стоял его брат.
— Отойди от меня. Мне надо отдышаться.
— Как хочешь.
Кирион двинулся к Талосу, который все еще лежал на палубе. Содержимое ампулы с химическим стимулятором, впрыснутое в шею, заставило мышцы пророка спазматически сократиться. Уже через секунду он вскочил, задыхаясь.
— Меня еще ни разу не били громовым молотом. Вариил замучает всех нас расспросами о его влиянии на нервную систему, но я больше никогда не желаю ощутить это.
— Радуйся, что тебе достался скользящий удар.
— Не почувствовал, что он был скользящим.
— Если ты еще жив, значит он был скользящим.
Один за другим бойцы Первого Когтя поднимались на ноги.
— Ксарл, — сказал Талос, — не могу поверить, что ты прикончил его.
Второй воин взглянул на братьев с насмешкой.
— Пустяки.
Талос перекинул ему шлем. Ксарл поймал его и, проведя пальцами по крылатому гребню — церемониальному украшению легиона, — на какую-то секунду всмотрелся в то печальное зрелище, которое он нынче являл Галактике.
Крови в глазах не было, но череп превратился в мешанину плоти и обломков кости. Даже закатить глаза стоило такого усилия, что воин чуть не рухнул на колени — однако он не собирался показывать свою слабость. Моргнуть было так мучительно, что у него просто не нашлось слов, чтобы описать эту боль. Он даже не хотел знать, что осталось от его лица. Остальные глядели на него с тревогой, но это лишь злило его еще больше.
— Ты еще можешь сражаться? — спросил Талос.
— Я чувствовал себя и лучше, — ответил Ксарл. — Но я могу драться.
— Нам надо идти, — сказал Меркуций.
Он был самым слабым звеном. Без батареи его доспех становился почти бесполезен и ничего не прибавлял ни к силе, ни к остроте рефлексов. Суставы не жужжали, спинной ранец не гудел.
— Нам надо соединиться с одним из оставшихся Когтей, если на корабль проникли новые противники.
— Ксарл, — повторил Талос.
Воин поднял глаза.
— Что?
— Возьми молот. Ты заслужил его.
Ксарл надел шлем. Горловые запоры со щелчком сомкнулись, и голос воина, преображенный динамиками, вновь зазвучал как низкое рычание.
— Талос, — сказал он, — брат мой.
— Что?
— Я сожалею, что спорил с тобой раньше. Нет никакого греха в том, чтобы мечтать прожить жизнь со смыслом или желать победы в этой войне.
— Мы поговорим об этом позже, брат, — отозвался Талос.
— Да. Позже.
Ксарл сделал один шаг вперед. Его голова медленно опустилась, а следом поникли и плечи. Воин мешком рухнул на руки пророка — его тело совершенно обмякло, а пульсация жизненных показателей, передаваемых доспехом, сменилась монотонным и ровным сигналом остановки сердечного ритма.
Я нарушил сотню клятв. Некоторые — умышленно, некоторые — случайно, некоторые — из-за злой шутки судьбы. Одна из немногих, которую я стараюсь хранить до сих пор, — это наша клятва Механикум. Ни один легион не выстоит без поддержки изгнанников Марса.
Конрад Курц, Ночной Призрак, примарх Восьмого легиона
Талос втащил тело на мостик. Доспехи Ксарла скрежетали о палубу, керамит оставлял царапины на каждом шагу.
— Оставь его, — сказал Меркуций.
Сейчас он был без шлема. Обесточенная силовая броня не подключалась к вокс-сети.
— Талос, оставь его. Нам еще предстоит бой.
Талос оттащил тело брата в сторону, оставив его у западных дверей. Выпрямившись, пророк окинул невозмутимым взглядом мостик. На командной палубе, как обычно, царил шум и организованный беспорядок. Офицеры и сервиторы перекрикивались и носились от одной контрольной панели к другой. Первый Коготь — то, что от него осталось, — направлялся к восточным дверям, на ходу проверяя оружие. Люди рассыпались перед ними в стороны. На знаки почтения, которые делали смертные, никто не обращал внимания.
Лишь Талос задержался у командного трона.
— Почему мы не атакуем вражеский корабль?