Он набрал код на клавиатуре нартециума, и из перчатки выдвинулась циркулярная пила. Когда зубья коснулись цепей, раздался пронзительный, зубодробительный скрежет. Одна за другой металлические оковы упали к подножию трона.
— Зачем вы меня приковали?
— Чтобы ты не причинил вред себе и другим, — объяснил Вариил.
— Нет.
Талос переключился на дисплей сетчатки, активируя закрытый вокс-канал с самыми доверенными из братьев.
— Почему вы приковали меня здесь, на мостике?
Воины Первого Когтя переглянулись. Под глазными линзами их шлемов таилась какая-то непонятная эмоция.
— Когда ты потерял сознание, мы поначалу отнесли тебя в твои покои, — сказал Кирион. — Но…
— Но?
— Но ты вырвался из кельи. Убил обоих братьев, стороживших у двери, и почти неделю мы не могли отыскать тебя на нижних палубах.
Талос попытался встать. Вариил пронзил его тем же взглядом, что и остальных братьев, только пророк не обратил на это внимания. Однако апотекарий был прав. Талос чувствовал себя слабым, как простой смертный. Кровь поступила в онемевшие мышцы, и их скрутили судороги.
— Я не понимаю, — наконец выдавил Талос.
— Как и мы, — отозвался Кирион. — Ты никогда раньше не делал ничего подобного во время припадка.
Ксарл взялся объяснить дальше:
— Угадай, кто тебя нашел?
Пророк покачал головой, даже не зная, с какой версии начать.
— Просто скажи мне.
Узас наклонил голову.
— Это был я.
«Что заслуживает отдельного рассказа», — мысленно заметил Талос.
Он снова оглянулся на Кириона.
— А потом?
— По прошествии нескольких дней команда и остальные Когти начали беспокоиться. Мораль — даже та, что имеется у нас, веселых и исключительно преданных клятве ублюдков, — страдала. Поползли слухи, что ты заболел или умер. Мы принесли тебя сюда, чтобы показать экипажу, что ты — так или иначе — все еще с нами.
Талос фыркнул:
— И как, сработало?
— Сам погляди.
Кирион махнул рукой в сторону смертных, восторженно уставившихся на Талоса со всех концов командной палубы. Все взгляды были обращены к нему.
Талос сглотнул, ощутив во рту кислый привкус.
— Вы превратили меня в икону. Это балансирует на грани язычества.
Все воины Первого Когтя ответили хриплым смешком. Не веселился один Талос.
— Пятьдесят пять дней молчания, — сказал Кирион. — И у тебя нашлись для нас только укоры?
— Молчания? — пророк обернулся к каждому из них по очереди. — Я ни разу не вскрикнул? Не произнес вслух ни одного пророчества?
— Не в этот раз, — покачал головой Меркуций. — Тишина с той самой секунды, когда ты потерял сознание.
— Я даже не помню, как отключился.
Талос прошел мимо братьев и облокотился о поручень, огораживающий центральное возвышение. Он пристально всмотрелся в серую планету, зависшую в пустоте и окруженную плотным астероидным поясом.
— Где мы?
Первый Коготь присоединился к нему — ряд бесстрастных масок-черепов и скрежещущих сочленений доспеха.
— Ты не помнишь, какие отдал нам приказы? — спросил Ксарл.
Талос постарался не выказать раздражения.
— Просто ответь мне — где мы? Этот вид мне знаком, но я с трудом верю, что мы и вправду там.
— Да, знаком, и мы действительно там. Мы на Восточной границе, — отозвался Ксарл. — Вдали от света Астрономикона, на орбите того мира, куда ты так упорно желал отправиться.
Талос уставился на планету, вращающуюся с невозможной медлительностью. Он знал этот мир, хотя не мог припомнить ничего из того, о чем говорили братья. И все же пророк с трудом удерживал восклицание: «Быть этого не может!» Самыми невероятными казались серые пятна городов, струпьями усеявшие пыльную поверхность континентов.
— Она изменилась, — проговорил Талос. — Не понимаю, как это могло случиться. Империум никогда бы не стал отстраиваться здесь, и все же я вижу города. Вижу пятна человеческой цивилизации там, где должна быть бесплодная пустыня.
Кирион кивнул:
— Мы были удивлены не меньше тебя, брат.
Талос обвел взглядом мостик.
— К своим постам, все вы.
Люди повиновались, салютуя и бормоча: «Да, господин».
Последовавшую за этим тишину нарушил Меркуций:
— Мы здесь, Талос. Что нам делать теперь?
Пророк смотрел на мир, который должен был быть мертв — очищен от любых признаков жизни и покинут всеми, кто когда-то называл его домом. Империум Человека ни за что не заселил бы во второй раз мир, обреченный проклятию, — а тем более тот, что располагался за пределами священного круга, очерченного светом императорского маяка. На то, чтобы добраться до этой планеты на обычной тяге даже от ближайшего пограничного мира, ушло бы несколько месяцев.
— Всем Когтям приготовиться к высадке.
Кирион прочистил горло. Талос обернулся, удивленный этим слишком человеческим жестом.
— Ты многое пропустил, брат. Кое-что требует твоего внимания до того, как мы спустимся на поверхность. Кое-что, касающееся Септимуса и Октавии. Мы не знали, как поступить с ними в твое отсутствие.
— Я слушаю, — ответил пророк.
Он ни за что бы не признался, что при звуке этих имен у него по спине пробежал холодок.
— Ступай к ней. Посмотри сам.
«Посмотри сам». Слова эхом отозвались у него в мозгу. Они повторялись с пугающим упорством и казались чем-то средним между воспоминанием и пророчеством.
— Вы идете? — спросил он братьев.
Меркуций отвел глаза. Ксарл басовито хмыкнул.
— Нет, — сказал Кирион. — Ты должен сделать это один.
Талос добрался до покоев навигатора, ненавидя себя за разлившуюся по телу слабость. Пятьдесят пять ночей, почти два месяца без тренировок оставили на нем тяжкий след. Слуги Октавии столпились в тенях у ее дверей — согбенные короли темных закоулков.
— Господин, — шипели они сквозь прорезанные в лицах щели, некогда бывшие губами.
Окровавленные повязки шелестели при каждом движении, когда служители опускали оружие.
— В сторону! — приказал им Талос.
Они разбежались, как тараканы разбегаются на свету.
Лишь один остался на месте. На секунду Талосу почудилось, что это Пес, любимый служитель Октавии, однако существо было слишком субтильным. К тому же Пес был мертв уже несколько месяцев — погиб при захвате корабля меньше чем в двадцати метрах отсюда.