И новых поступлений ждать неоткуда. Печальное обстоятельство. Как ни гнал он от себя мысль, что будет дальше, как ни сопротивлялся его разум размышлению над этим вопросом, но пора всерьез задуматься над ним все же настала. Надо было что-то решать.
Конечно, он давно хотел вернуться к прежнему образу жизни, не имитации занятости, а по-настоящему реальному делу. И подумывал начать новый бизнес. У него не только бродили мысли на эту тему, но и намечались вполне реальные планы, кое-какие завязки. Но все упиралось в одно — в деньги. Никаким кредитом подобную проблему было не решить.
Так что ему виделось лишь два возможных пути. О первом прожужжала все уши Дашка — попытаться устроиться на работу в какую-нибудь солидную фирму, мол, с его-то опытом… Но поступать так очень и очень не хотелось. Давно прошло то время, когда Андрей Шелаев бегал у кого-то в подчинении. За много лет он так привык работать на себя, быть хозяином положения, что просто не представлял, как сможет быть не владельцем, а наемным служащим. Пусть даже служащим высокого уровня, пусть даже за хорошие деньги… Но все равно: не сам себе господин. Нет, соглашаться на такой вариант ему категорически не хотелось. Тем более что хороших должностей и больших денег никто ему и не предлагал.
Оставался второй путь. В самые неожиданные моменты, сидя в баре с друзьями, примеряя в бутике свитер из новой коллекции или лежа в постели с Дашкой, он вдруг вспоминал о Старьевщице. Чем меньше становилось денег, тем чаще он ее вспоминал. С тех пор как ему принесли бандероль, он больше не видел даму, хотя как-то однажды заходил в бар на Соколе. Но не чтобы встретиться с ней, а чтобы (признаться, немного любуясь собой) небрежно положить на барную стойку пять тысяч евро… Будьте добры, получите, я свои долги всегда отдаю…
Старьевщицы он тогда не увидел, но сожаления не испытал: куда-то спешил. А теперь он всерьез желал этой встречи. Почему бы и нет, в конце-то концов? Подспудно его мучила мысль, что он «подсел», как наркоман на зелье, на эту продажу воспоминаний. Вместо того чтобы разумно расходовать полученные суммы, искать работу, он бездумно и легкомысленно тратит их. А все потому, что надеется, мол, Старьевщица поможет и на этот раз. Он убеждал себя — что в последний, и все — завяжет. Он же деловой человек, успешный бизнесмен, ему ли не знать, что на халяву рассчитывают лишь последние лохи. Да, еще раз — и все. Просто ему нужны, до зарезу необходимы деньги — а она готова ему их давать. И за что? За какие-то пустяки. Ну что, убудет его, если он продаст ей еще несколько воспоминаний? И в его жизни ничего не изменится, он успел убедиться в этом. Ну почти не изменится… Подумаешь, не помнит он о чем-то, что было в его жизни — и что? Прекрасно обходится и без этого… Надо только хорошенько подумать, что бы такое ей предложить. Она говорила, что предпочитает воспоминания хорошие и давние, долго сохранявшиеся в памяти, вылежавшиеся и созревшие с годами, как хорошее вино…
Что ж, наверняка найдутся у него и такие. Что-то хорошее, приятное, допустим, из детства. Надо как следует порыться в памяти.
Он пошел в ванную, до отказа отвернул оба крана, щедро плеснул хвойной пены из пластиковой бутылки и, пока набиралась вода, встал перед зеркалом и спросил свое отражение: «Ну? Чем торговать будем?..» Отражение не отвечало. Бегло оглядев себя и отметив, что выглядит вполне сносно для своего возраста и образа жизни, он усмехнулся:
— Молчишь? Ну что поделаешь… Ни на кого нельзя положиться, все в этой жизни приходится делать самому.
Он погрузил тело в приятно горячую ароматную ванну, устроился поудобнее, закинул руки за голову и принялся вспоминать…
Как-то раз Катя то ли прочитала новомодную психологическую статью, то ли услышала от кого-то, что чем к более раннему периоду жизни человека относится его самое первое воспоминание, чем раньше человек начинает осознавать и помнить себя, тем он одареннее и незауряднее. Лев Толстой, например, помнил, как его купали совсем крошечным, грудным младенцем. Теория произвела на Катю сильное впечатление, и она долгое время донимала знакомых расспросами, чтобы убедиться в справедливости этой гипотезы или опровергнуть ее.
Он тогда подшучивал над ней, сам, однако, понимая, что ведет себя так с досады. Его собственное первое воспоминание было поздним, относилось годам к четырем, если не к пяти, что по Катиным меркам было ну просто ни в какие ворота, у нее нашлись знакомые, которые клялись, что помнят себя еще до того, как им исполнился год. Не хуже классика… Вот Андрей и смеялся над ними, над Катей и над всей этой глупой теорией, поскольку уж очень не хотелось ему признавать себя личностью заурядной… Тем более что первое его воспоминание было довольно-таки неприятным — о падении с крыши. Гаражной крыши. Вернее, не с самого гаража, а при неудачной попытке залезть на него. Был у них во дворе такой огромный гараж, большой, как дом, но почему-то всего на две машины. Кому он принадлежал и за что этим двум счастливчикам досталась сия привилегия, Андрей, понятное дело, не помнил. Зато запомнил помойку за гаражом, отгороженную от двора тонкой кирпичной стенкой. От времени и непогоды стенка частично разрушилась, превратившись в некое подобие лестницы, и ребята забирались по ней на гаражную крышу — высокую, выше первого этажа. Наблюдая, как делают это мальчишки постарше, Андрюшка тоже захотел последовать их примеру — и, разумеется, со всей дури навернулся на полдороге. Вот и осталась картинка в памяти: гордый собственной смелостью, он карабкается, хватаясь руками за шершавые кирпичи, — и вдруг видит, как к нему отчего-то стремительно приближается серое полотно асфальта, изрытого трещинами… Испугаться он тогда не успел, скорее очень удивился, отчего вдруг так произошло. Потом выяснилось, он разбил и руки, и колени, было очень больно. Но боль в памяти не сохранилась. Только это глубокое изумление.
Нет, такое воспоминание вряд ли заинтересует Старьевщицу, хотя оно очень давнее и наверняка по-настоящему «созрело». Нужно поискать что-то еще, более существенное. И обязательно хорошее, светлое, радостное. А не то, как он в детстве панически боялся зубного врача, как переживал из-за ухода отца и как его однажды отлупили за школой мальчишки из параллельного класса… Да что ж это такое? Как назло, всякая дрянь в голову лезет!
Подлив в ванну теплой воды, Андрей усилием воли заставил себя сосредоточиться, и вскоре его настойчивые труды увенчались успехом. Он вспомнил массу милых и вполне привлекательных вещей. Как в необычайно солнечный и теплый летний день они ходили с мамой и папой в зоопарк, где ели эскимо и видели огромных слонов и смешных обезьян. Как ездили с детским садом на дачу, где жили в домике с башенками, издали похожем на сказочный замок. Правда, этим сходство с замком и заканчивалось: домик был фанерный и ветхий, в дождь на веранде текло с потолка, воспитательницы подставляли под капли тазы, и дети всей душой верили, что чем скорее их подставить, тем быстрее кончится дождь. Под крыльцом домика обитало семейство ежей с выводком ежат, за лето ежики подрастали, и всем очень хотелось знать, сколько их, но подсчитать не получалось, у каждого из ребят была своя версия на этот счет, которую он упорно отстаивал в жарких дискуссиях. А в глубине сада росло старое толстое дерево с огромным дуплом — дупло служило поводом для множества интереснейших игр и фантазий…