Лэнгдон достал каменную шкатулку, поставил на стол, затем, открыв крышку, вынул навершие и вложил в раскрытую ладонь декана. Пальцы снова заскользили по гладким стенкам, пока не задержались на гравировке — прочитать мелкую вязь на ощупь было затруднительно.
— «Тайна сокрыта внутри Ордена», — подсказал Лэнгдон. — Причем «Орден» — с большой буквы.
Декан, сохраняя бесстрастное лицо, приставил навершие к усеченной верхушке и ощупью выровнял грани. Он замер на мгновение, будто читая про себя молитву, и несколько раз почтительно огладил ладонями собранную пирамиду. Затем старик нашарил на столе кубик-шкатулку и, обхватив ее обеими руками, стал водить пальцами снаружи и внутри.
Наконец он поставил шкатулку обратно и откинулся в кресле.
— Скажите, — внезапно посуровевшим голосом спросил он, — почему вы ко мне пришли?
Лэнгдон такого вопроса не ожидал.
— Мы пришли, сэр, потому что вы сами нас позвали. А мистер Беллами сказал, что мы должны вам доверять.
— При этом ему самому вы доверять не захотели.
— Простите?
Белые глаза декана смотрели сквозь Лэнгдона.
— Сверток с навершием был запечатан. Мистер Беллами просил не открывать его, но вы ослушались. Более того, мистер Соломон тоже просил вас не открывать — вы поступили наперекор его просьбе.
— Сэр! — вмешалась Кэтрин. — Мы пытались выручить брата из беды. Его похититель потребовал расшифровать…
— Допускаю, — согласился декан. — И все же чего вы добились, распечатав сверток? Ничего. Похитителю нужно конкретное местоположение, он вряд ли удовлетворится фразой «Jeova Sanctus Unus».
— И я так думаю, — подтвердил Лэнгдон. — Но к сожалению, больше надписей на пирамиде нет. Все же, полагаю, карта здесь, скорее, в переносном…
— Вы ошибаетесь, профессор, — возразил декан. — Масонская пирамида — самая настоящая карта. И она указывает на реально существующее место. Но вы этого не понимаете, поскольку расшифровали пирамиду не до конца. Даже близко не подошли, можно сказать.
Лэнгдон изумленно переглянулся с Кэтрин.
Старик снова обнял ладонями пирамиду, почти лаская.
— Эта карта, подобно самим Мистериям древности, многоуровневая, с множеством глубинных смыслов. Истинная ее тайна вам еще не открылась.
— Но, декан Галлоуэй, — попробовал убедить старика Лэнгдон, — мы изучили буквально каждый дюйм и пирамиды, и навершия! Там больше ничего нет.
— В теперешнем виде нет, согласен. Однако предметам свойственно меняться.
— Что вы имеете в виду?
— Как вам известно, профессор, пирамида дарует чудесную силу преобразования. Согласно легенде, пирамида может изменить форму… обрести иной физический облик, раскрывая свои тайны. Подобно знаменитому камню, отдавшему Экскалибур в руки короля Артура, масонская пирамида способна преобразиться — если пожелает — и открыть свою тайну достойному.
Лэнгдон заподозрил, что в таком преклонном возрасте, как у декана, ясность ума могла несколько затуманиться.
— Простите, сэр. Вы имеете в виду буквальное, физическое, преображение?
— Если я сейчас, своими руками, изменю форму этой пирамиды у вас на глазах, вы мне поверите, профессор?
Лэнгдон не знал, что и думать.
— Наверное, мне ничего другого не останется.
— Отлично. Сейчас я вам все продемонстрирую. — Галлоуэй снова промокнул платком уголки рта. — Помните, в давние времена даже самые великие умы верили, что Земля плоская? Ведь круглой она быть не может, иначе выльется вся вода из океанов. Представьте, как бы они потешались, заяви вы, что круглая Земля — это еще не все, что существует неведомая сила, удерживающая предметы на земной поверхности…
— Думаю, есть определенная разница, — возразил Лэнгдон, — между существованием гравитации и… способностью преобразовывать предметы мановением руки.
— В самом деле? А может, мы так и не вышли из мрачного Средневековья, раз норовим отвергнуть само существование таинственных, невидимых и непонятных сил? Если история нас чему-то и учит, то как раз тому, что непривычные идеи, сегодня отторгаемые, завтра станут общепризнанной истиной. Я утверждаю, что преображу эту пирамиду одним прикосновением… и у вас закрадывается сомнение в моем душевном здоровье. От историка я ожидал большего. Ведь история пестрит великими умами, утверждавшими одно и то же; по сути, человек обладает таинственными способностями, сам об этом не подозревая.
Лэнгдон понимал, что декан прав. Знаменитый герметический афоризм «Разве не знаете, что вы боги?» — один из столпов, на который опираются Мистерии древности. «Как вверху, так и внизу», «человек создан по образу и подобию Божьему», «апофеоз»… Везде та же самая идея божественности человека — заложенного в нем потенциала — прослеживалась в бесчисленных древних текстах самых разных традиций. Даже Библия восклицает в Псалме 81:6: «Вы — боги!»
— Профессор, — продолжал старик, — я понимаю, что вы, как и многие образованные люди, разрываетесь между двумя мирами, одной ногой стоя в мире физическом, другой — в духовном. Сердце жаждет поверить, а разум не позволяет. Однако вам как ученому было бы полезно взять пример с великих мыслителей. — Он на миг умолк и откашлялся. — Если мне не изменяет память, вот что сказал один из самых замечательных умов в истории человечества: «Способность воспринимать то непостижимое для нашего разума, что скрыто под непосредственными переживаниями, чья красота и совершенство доходят до нас лишь в виде косвенного слабого отзвука, — это и есть религиозность. В этом смысле я религиозен».
— Чьи это слова? — не узнал Лэнгдон. — Ганди?
— Нет, — подала голос Кэтрин. — Альберта Эйнштейна.
Кэтрин Соломон прочла абсолютно все труды Эйнштейна, пораженная его глубочайшим уважением к непознанному и мистическому, а также прогнозами, что настанет время, когда этими чувствами проникнутся все. «Религия будущего, — предсказывал Эйнштейн, — станет космической религией. Она преодолеет представление о Боге как о личности и откажется от догм и теологии».
Роберту Лэнгдону рассуждения декана явно не импонировали. Кэтрин чувствовала: он все больше разочаровывается в старом священнослужителе, — и вполне понимала почему. В конце концов, они пришли сюда в поисках ответа, а попали к слепому старику, утверждающему, что может одним прикосновением менять форму предметов… И все же страстные слова Галлоуэя о мистических силах напомнили Кэтрин о брате.