Шарлотта похолодела, вспоминая Афтона. Его холодный, пронзительный взгляд… Старший Нэш запомнился ей своим грубым юмором и неуважением к окружающим.
— Если преступление совершил кто-то с Парагон-уок, — сказала она с чувством, — я искренне надеюсь, что это именно Афтон и что он будет разоблачен.
— Я тоже этого хочу, — согласилась Эмили. — Но почему-то я не думаю, что это он. Фулберт вполне уверен, что все не так. Он говорит об этом все время, причем с большим удовольствием, как будто знает что-то страшное, и это развлекает его.
— Может быть, он действительно знает… — Шарлотта нахмурилась, пытаясь скрыть свои мысли, и не смогла: они моментально вылились в слова. — Может, он знает, кто это и что это не Афтон.
— Противно даже думать такое, — Эмили покачала головой. — Скорее всего, это слуга, и почти наверняка его нанял кто-то для вечеринки у Дилбриджей. Все эти странные кучера, толпящиеся рядом с домом, которым нечего делать, кроме как ждать… Не сомневаюсь, что один из них наугощался слишком сильно, и когда напился, то потерял контроль над собой. Может быть, в темноте он принял Фанни за служанку или кого-нибудь в этом роде. А потом, когда обнаружил, что она не служанка, был вынужден ударить ее ножом, чтобы она его не выдала. Ты же знаешь, кучера довольно часто носят ножи — чтобы подрезать упряжь, если та запуталась, или чтобы выковыривать камешки из лошадиных копыт, если они туда попали, или для других надобностей. — Эмили успокаивала себя этими рассуждениями. — И, в конце концов, никто из мужчин, которые живут на Парагон-уок — я подразумеваю, никто из нас, — не носят ножей, не так ли?
Шарлотта пристально смотрела на нее, держа в руке старательно приготовленный ею сэндвич.
— Нет, если только они не собираются убить Фанни.
Эмили почувствовала слабость, которая никоим образом не была связана с ее здоровьем.
— Почему кто бы то ни было захотел это сделать? Я могла бы понять, если бы это была Джессамин. Все завидуют ей, она всегда такая красивая… Никогда не увидишь ее вышедшей из себя или взволнованной. Могу представить себе в этой роли даже Селену. Но никто не мог ненавидеть Фанни — я имею в виду, ее не за что было ненавидеть.
Шарлотта смотрела в свою тарелку.
— Я не знаю.
Эмили подалась вперед.
— А что Томас? Что он знает? Он должен был сказать тебе, если это касается нас.
— Я думаю, он ничего не знает, — сказала Шарлотта с сожалением. — За исключением того, что это не был слуга из местных. У всех них есть алиби, и ни у одного из них не было в прошлом проблем с полицией. Они не могли это сделать. Если это был и слуга, то не работавший раньше на Парагон-уок.
Когда Эмили вернулась домой, она хотела поговорить с Джорджем, но не знала, как начать. Тетя Веспасия ушла, а Джордж сидел в библиотеке, развалившись и вытянув ноги. Раскрытая книга лежала у него на животе обложкой вверх. Дверь в сад была распахнута.
Муж посмотрел на вошедшую Эмили, отложил книгу в сторону и с ходу спросил:
— Как Шарлотта?
— Хорошо. — Эмили была немного удивлена. Джорджу всегда нравилась Шарлотта, но скорее на расстоянии. Он очень редко видел ее. Почему такой острый интерес сегодня?
— Она говорила что-нибудь о Питте? — продолжал он, устроившись поудобнее. Его взгляд был обращен на ее лицо.
Так дело не в Шарлотте… Его мысли были об убийстве и о Парагон-уок. Эмили почувствовала: наступает такой момент, когда ты знаешь, что сейчас последует удар, еще до того, как его нанесли. Боли еще нет, но ты понимаешь, что она неизбежна. Сознание уже как бы восприняло ее.
Эмили не думала, что Фанни убил ее муж. Даже в худшие моменты сомнений она никогда не верила в это. Она никогда не замечала, не чувствовала в нем способности к насилию или, скажем, свирепости, которая могла бы привести к такому развитию событий. Если честно, Джордж вообще не был способен на решительные поступки. Его худшими грехами были праздность и непреднамеренный эгоизм ребенка. Характер мужа был легким, он любил радовать и радоваться. Боль угнетала его. Он мог бы пойти на что угодно, чтобы избежать ее и, по мере сил и возможностей, помочь другим сделать то же самое. У Джорджа всегда все было, ему не нужно бороться за существование. Его щедрость граничила с расточительностью. Он давал Эмили все, что она хотела, и получал от этого истинное удовольствие. Нет, она не могла поверить, что он мог убить Фанни. Если только в случае паники, не отдавая себе отчета, испытывая детский страх…
Но неприятность, которую предчувствовала Эмили, могла заключаться в ином. Возможно, он сделал что-то такое, до чего случайно докопается Питт в своих поисках убийцы, — какой-нибудь бессмысленный поступок с целью удовлетворить свой каприз; шалость, не направленная на то, чтобы навредить Эмили, а просто получить удовольствие от того, что само шло ему в руки. Селена… или кто-то еще? Впрочем, совсем неважно кто.
Удивительно, что когда Эмили выходила за него замуж, она представляла все слабости Джорджа очень ясно, — и приняла их. Почему же все это стало иметь для нее значение теперь? Из-за ее беременности? Эмили предупреждали, что она станет сверхчувствительной и даже плаксивой… Или из-за того, что она полюбила Джорджа больше, чем ожидала?
Муж смотрел на нее, ожидая, когда она ответит на его вопрос.
— Нет. — Эмили избегала его взгляда. — Кажется, что большинство слуг выведены из-под подозрения, и это все.
— Тогда какого дьявола он здесь делает? — взорвался Джордж, его голос был резким и высоким. — Уже, черт побери, две недели! Почему он до сих пор не поймал убийцу? Даже если Питт не может арестовать его, не может доказать его вину, то уж, по крайней мере, он должен знать на сегодняшний день, кто это такой!
Эмили было жаль Джорджа, потому что он был напуган, и еще ей было жалко себя. Она также сердилась на него, потому что именно из-за своей собственной беспечности он имел причину бояться Питта, из-за глупого потворства своим желаниям, которым не следовало потакать.
— Я видела только Шарлотту, — сказала она раздраженно, — не Томаса. И даже если бы я его видела, то вряд ли стала бы расспрашивать его о том, что он делает. Кроме того, не думаю, что легко найти убийцу, когда неизвестно, с чего начинать, и когда никто не может четко сказать, где он был в то время.
— Черт побери! — бессильно выругался Джордж. — Я находился в нескольких милях отсюда! Я не приходил домой, пока все это не закончилось. Я не мог ничего сделать или увидеть.
— Тогда почему ты так расстроен? — Эмили все еще не смотрела на него.
Наступило минутное молчание. Когда он заговорил снова, его голос был поспокойнее; чувствовалось, что он измотан.
— Мне не нравится, когда мою жизнь расследуют. Мне не нравится, что половина Лондона будет интересоваться мною и каждый будет знать, что по моей улице шатается насильник и убийца. Мне не нравится мысль, что он до сих пор на свободе. А больше всего мне не нравится думать, что это, возможно, один из моих соседей, кто-то, кого я знал много лет и кто может мне нравиться.