– Тише… посуду-то зачем бить…
Они сидели в неоконченном зимнем саду загородного дома Зубова, выпивали и закусывали. Федор Петрович приехал по делам, заодно решил снова прощупать почву. Не созрел ли партнер для выгодной сделки?
– Француз хорошую сумму дает. Готов хоть завтра перевести на счет.
– Плевать мне на твоего ф-француза…
– Грубый ты, Валера, невоспитанный. И пьешь много.
Смерть Полины Жемчужной в самом деле заставила Зубова изменить своему правилу не злоупотреблять спиртным.
– Чего ты пристал ко мне? Чего душу травишь? Без тебя тошно…
– В искусстве ты человек случайный, – вкрадчиво говорил банкир. – Это все импульсы. Вспыхнул, погас… опять вспыхнул. Ты ведь не истинный коллекционер. Любитель… аматер…
– Что ты понимаешь? Заладил, продай да продай…
Зубов проглотил текилу и раздраженно отодвинул рюмку. Та опрокинулась. Федор Петрович, не терпевший беспорядка, поставил ее и вытер салфеткой капли.
– Тебе-то самому приглянулось что-нибудь? – хмуро полюбопытствовал хозяин.
– Ничего.
– Я так и подумал…
Банкиру вспомнилось странное и волнующее ощущение, которое он испытал в галерее, куда Зубов после настойчивых просьб соизволил-таки привести его: внутренняя щекотка, одолевавшая его всякий раз перед рискованным предприятием. Федор Петрович не любил авантюры, но если выгода обещала с лихвой покрыть издержки, в том числе и моральные, иногда пускался во все тяжкие. Похожий зуд охватил его перед изображениями давно канувших в лету помещиков, их жен и дочерей в атласных лифах и с розами в напудренных волосах, знатных вельмож, крестьянок с ямочками на румяных щеках. Одна из картин была скрыта за резными деревянными ставнями, словно окно.
«Что это? – удивился банкир. – Особая ценность? Будь любезен, открой…»
«Еще чего!»
Зубов с непонятной жадностью во взоре следил за реакцией гостя. Банкир привык контролировать эмоции и сохранял невозмутимость.
«Верно, какая-нибудь деревенская Джоконда? – с издевкой осведомился он. – Мона Лиза провинциального разлива?»
«Угадал», – напряженно ответил Зубов.
«Так покажи мне ее!»
«Экскурсия окончена, – отрезал хозяин. – Идем…»
«Постой, – опешил Федор Петрович. – Ты меня заинтриговал. Я хочу взглянуть на то, что ты прячешь от чужих глаз! Если там действительно шедевр… неужто тебе неохота похвастаться?»
Зубов не поддался на провокацию. Казалось, он сделал некий вывод… убедился в чем-то и теперь спешил увести назойливого посетителя из своей галереи.
«Нет уж! Извини, друг, но я непременно должен увидеть эту таинственную картину… – сопротивлялся гость. – Это даже невежливо с твоей стороны. Ты отказываешь мне в сущей безделице?»
«Вот именно, отказываю».
Банкир сдался и покорно пошел за Зубовым обратно в гостиную. Но беседа не клеилась, и он, разочарованный и огорченный, откланялся.
Узнав из новостей об очередной смерти актрисы зубовского театра, он счел себя обязанным посетить партнера, заодно и совместить соболезнования, обсуждение дел и новую попытку склонить хозяина коллекции к продаже картин. Возможно, Зубов уже не станет упорствовать.
– Как идет следствие? – спросил он, нарушая затянувшееся молчание.
– По поводу смерти Лихвицкой? Да никак… Я встречался с двумя оперативниками, они полны пессимизма. Настаивают на том, что Лихвицкая стала жертвой несчастного случая. В комнате – только ее отпечатки. Накануне она много выпила, – на столе в кухне стояла наполовину опустошенная бутылка водки. А потом полезла в ванную и… Намекали на гнетущую атмосферу в труппе после самоубийства Полины. Дескать, наблюдается явление массового психоза… когда смерть одной женщины влечет за собой депрессию ее подруг. Особенно тех, кто был к ней сильно привязан. Бред, Федя! Эти люди просто не хотят утруждать себя поисками убийцы.
– Ты подозреваешь, что имело место убийство?
– Не знаю… Я уже сам себе кажусь безумным фантазером.
– В самоубийство Полины ты тоже не веришь?
Зубов отрицательно покачал головой:
– Не такой она была человек, чтобы убить себя. Она нервничала, чего-то боялась… Незадолго до… той репетиции… Полина попросила у меня крупную сумму денег. Якобы на лечение матери. Я не поверил, но дал. Теперь уж все равно…
Он махнул рукой и потянулся за бутылкой текилы.
– Валера, я прошу тебя, – мягко произнес Федор Петрович. – Хватит пить. Этим ты горю не поможешь.
– А чем? Чем я себе помогу?
– Ну… заплати сыщикам, в конце концов, пусть они почувствуют заинтересованность. Пусть ищут!
– Дело скоро закроют… Кого искать? Где? В моем театре? Чтобы еще кто-нибудь, не дай бог, повесился или застрелился? Уволь, Федя.
– Почему обязательно в театре? У этой… э-э…
– Лихвицкой…
– Да! – энергично кивнул Федор Петрович. – У нее могли быть знакомые в Москве. Любовник… сожитель. Мало ли, какие у нее «хвосты» там, откуда она прикатила в столицу? Может, бывший хахаль приехал и расправился с ней. Кстати, она ничего не употребляла?
– Наркотики? Нет… только снотворное. Криминалисты нашли в ее тумбочке упаковку снотворных таблеток. Там не хватало нескольких штук.
– Значит, она почувствовала себя невыносимо одинокой после смерти подруги. И решила свести счеты с жизнью. А ты казнишь себя, будто во всем виноват.
– Она ездила с нами в Ярославль на похороны. Как она рыдала, Федя…
– Вот видишь! Мегаполисы по-разному действуют на психику людей, особенно на женщин. Оторванные от родного дома, от близких, одни рвутся вперед, закусив удила, и покоряют вершины, а другие… изнашиваются и угасают. Скольких Москва пережевала и выплюнула? Не сосчитать.
– Наверное, ты прав…
Банкир задумчиво постукивал пальцами по столешнице.
– Слушай, я только сейчас сообразил. Полина-то родом из Ярославля?
– Угу… – Зубов внезапно оживился и просветлел лицом. – Знаменитая Прасковья Жемчугова тоже родилась в Ярославской губернии, в семье кузнеца: горбатого пьяницы, зато мастера на все руки. В семь лет ее взяли в барский дом на воспитание и обучение. Там-то и увидел ее вернувшийся из заграничного вояжа молодой Шереметев. Я когда все сопоставил…
– Валера, Валера… опомнись…
Ему не удалось прервать увлеченный монолог Зубова.
– Предки Полины могли быть из шереметевских крепостных, – продолжал тот. – Представляешь? Они могли выходить на сцену вместе с Парашей! Они…
– В Ярославской губернии проживала тьма народу. Но даже если и так, если твоя Полина имела корни из крепостных крестьян? Что с того? Таких много…