– Да, слава богу, тут мне повезло.
Между тем Верочка все старалась дотянуться до заинтересовавшей ее пряжки, и я сделала шаг ближе. Она попыталась схватить ее, но варежка на малюсенькой руке скользила и мешала это сделать. Но Верочка не отчаивалась, продолжая делать попытки снова и снова.
– Настоящая женщина, – усмехнулась я, наблюдая за действиями девочки, и, посчитав, что все формальности по восхвалению ребенка соблюдены, решила приступить к намеченному разговору. – Рита, я, как вам уже сказала по телефону, работаю на известную вам Костромскую Анастасию Валентиновну. Но не сказала, по какому поводу. Так вот, может быть, вам это, конечно, безразлично, и я вас прекрасно в этом пойму, но хочу задать один вопрос. Вы в курсе, что Аркадий Костромской недавно погиб?
– Что?! – воскликнула Маргарита, машинально прижав ладонь к груди.
– Да. Это произошло четырнадцатого сентября. Его сбили машиной. Он умер на месте.
Глаза Маргариты наполнились слезами, и я поняла, что она до сих пор любила этого человека, несмотря на его предательство. Возможно, даже надеялась, что он в конце концов одумается и вернется к ней. И вот теперь я своей страшной новостью разом оборвала эту надежду. Честно признаться, я этого не ожидала. Вот если бы со мной кто так поступил, я бы ответила, что мне на это наплевать. И уж ни за что бы не прослезилась… Наверное.
– Господи, какой ужас, – прошептала Постникова и потерла глаза тонкими пальцами.
Сейчас я была абсолютно уверена, что Маргарита родила этого ребенка именно от Аркадия. Здесь не только внешность девочки говорила за это, но и искренние переживания ее матери. Ну почему? Почему они были так неугодны Костромской и ее сыну? Вот еще один камень и, пожалуй, самый тяжелый, который бросила в своей жизни Анастасия Валентиновна. Жил бы ее Аркаша в семье, не потащился бы ни в какой дом отдыха. А если бы и поехал, то вместе с семьей. И не пришло бы ему в голову так рисковать своей жизнью, понимая, что от него зависимы еще две. М-да, если бы да кабы. А между тем Верочка все-таки умудрилась ухватиться за пряжку моей сумки и четко сказала:
– Дай!
– Ой, а она у вас разговаривает? – искренне удивилась я.
– Да. Элементарные слова. «Мама», «баба», «дай», «на», «ам-ам» – это кушать, – машинально стала перечислять словарный запас дочери Маргарита, а слезы так и стояли в ее темно-зеленых глазах.
Вот только слова «папа» в лексиконе весьма развитой Верочки не было.
– Скажите, Рита, а почему Аркадий отказался признать свою дочь? Ведь это его дочь, как я понимаю? – не стесняясь лезть в душу, спросила я.
– Сложный вопрос, Таня. Думаю, он испугался трудностей. Или просто не любил меня, – пожала она худенькими плечами. – Обидно, конечно. Мы ведь до этого два года вместе жили. Я ведь не через день забеременела.
– А он предлагал вам сделать аборт?
– Предлагал. Но какой аборт? Мне ведь уже тридцать лет было. А это у меня первая беременность. Сами понимаете, можно было вообще без детей остаться. Ну, я и решила: будь что будет. Не хочет, не надо. Обиднее всего, конечно, что он стал сомневаться, что Верочка от него. Но я понимала – это просто предлог. Ладно, чего уж теперь обижаться, когда его нет. О покойных или хорошо, или ничего.
– А почему вы не сделали генетическую экспертизу? Вам же предлагали.
– Вы и это знаете? А зачем? Мне и так было все ясно. Нас просто не хотят. Что бы дала эта экспертиза? Аркадий стал бы меня больше любить?
– Ну хотя бы ради алиментов.
– Нет уж. Это, знаете ли, не про меня история, – отрезала Маргарита. – Как-нибудь сами справимся. Да и к тому же это было мое решение – рожать. Аркадий ведь честно с самого начала предупреждал, что не хочет ребенка. Я вообще не понимаю тех женщин, которые сами решают такие вопросы, а потом требуют признания своих прав. Получается, что мужчины тут совершенно бесправные существа. Это как-то не по-людски, по-моему. В процессе участвовали двое, а решает все один? Нет, неправильно.
– Да если так рассуждать, то у нас вообще бы рождаемость на ноль скатилась. Мужики, как правило, поначалу детей никогда не хотят. Тут хотя бы законы в пользу женщин работают, – возразила я, удивляясь ее безмерной порядочности. Или это просто глупость и гордость в ее случае?
– Может быть, но я, знаете ли, лучше буду получать пособие матери-одиночки, чем так унижаться. Да и впрок такие деньги не пойдут, если не от души будут. Я в этом уверена, – продолжала спорить со мной непреклонная Маргарита.
Ну прямо как у Булгакова: порода, кровь! Никогда не просите у сильного… и так далее. Просто его героиня! Это, конечно, несколько осложняет мою задачу, но, как говорится, время покажет. И я решила прощупать почву относительно Костромской:
– Что ж, это ваше право. А вот скажите, Рита, какие у вас тогда складывались отношения с вашей несостоявшейся свекровью? Я имею в виду Анастасию Валентиновну.
– С ней? Да никаких, собственно, отношений у нас не было. Мы и виделись-то с ней не больше трех раз. Один раз Аркадий нас познакомил. Привел к себе домой. Но мне уже тогда показалось, что я ей не понравилась. Она вела себя как-то сухо и высокомерно, что ли. Причину я так и не поняла. Потом еще раз на дне ее рождения. Аркаша снова меня привел в свой дом. А я даже пожалела об этом. Как дура, бегала по магазинам, искала ей приличный подарок, потому что Аркадий хотел обойтись только букетом. Купила ей дорогой миксер. Он сказал, что у нее нет и она до сих пор венчиком взбивает. И тесто, и пюре, и кремы. А она даже не взглянула на него. Только сухое презрительное «благодарю», и, пока за столом сидели, даже не посмотрела ни разу в мою сторону. Да я понимала, конечно, это ревность матери в ней говорит. Представляю, каково ей сейчас. Мне жаль ее. Правда. Чего вы так удивленно на меня посмотрели?
– Поражаюсь вашему великодушию. Сейчас редко такое встретишь. В основном люди все озлобленные. Неискренние. Только выгоду для себя ищут и прощать не умеют. А вы бы простили Анастасию Валентиновну, если бы она перед вами повинилась? – приступила я к тактическим маневрам.
– А за что мне ее прощать? Это она, что ли, меня заставляла аборт делать? Или экспертизу эту дурацкую? Тут спрос только с ее сына. Но я на него тоже зла не держу, – без тени сомнения проговорила эта странная Маргарита. Значит, она даже не подозревала, что зачинщицей всех ее бед была именно она – ревнивая мать. И я опять не могла понять, почему Костромской не понравилась Постникова, но так приглянулась эта повернутая на чистоте Лидочка. Может быть, потому, что в первой чувствовалось приличное воспитание, коим не обладала она сама. Но ей сродни была медсестрица, и она лучше находила с ней общий язык. Да и управлять ею было гораздо проще, чем Постниковой.
– А какое у вас образование? – резко сменила я тему, желая развеять свои сомнения.
– Высшее. Я наш университет закончила. Филфак.
– Понятно. А кем вы работали до декрета?