Андрей молчал, хмурился. Видно было, что он тоже озабочен тем же вопросом. Хозяйка между тем увлеченно продолжала, прихлебывая из своей чашки:
– И всегда-то он раненько утречком приходил, вот чтобы днем или вечером – никогда! И всегда голову отворачивал или в воротник прятал, если мы встречались. По всему видать, стыдно ему было, что он такой бедный. Эх, горемыка! С такой-то матерью бомжевать! Господи! Да что же у нее за сердце было?! Я ей как-то сказала, не выдержала: как, мол, вы, Ахолия Ивановна, можете так с сыном поступать? Она на меня, как на идиотку, уставилась, зенки свои бесстыжие вот так вылупила. Вы, кричит, в своем уме?! Как поступать-то, о чем вы? Совсем умом тронулись?.. Да, вот такой это был человек, не хотела даже говорить на эту тему. Прости, Господи, что о покойнице плохо говорю… А после того как она на меня накричала, я с ней вообще разговаривать перестала. В конце концов, это ее личное дело. Может, этот сын ее – пьяница, а может, и кто похуже, кто их там знает? Хорошо хоть, она ему не отказывала, хоть редко, да, видать, помогала, раз он к ней ходил…
– Вера Потаповна, – сказал Андрей с укором в голосе, – а почему в прошлый раз, когда наш сотрудник беседовал с вами на эту тему, вы ничего ему не рассказали про этого сына-бомжа?
– Так он меня про него и не спрашивал! – удивленно-возмущенно пожала плечами женщина. – Спросил бы прямо: был ли у Ахолии Ивановны сын-бомж? Я бы ему прямо ответила: был!
Мы с Андреем только переглянулись.
Через десять минут мы покинули гостеприимный дом Веры Потаповны. В квартире погибшей Мельников огляделся.
– Помнится, где-то тут были ее фотографии, – он подошел к старинному секретеру, стоящему в зале у окна. – Так, так… Ага! Вот.
Он порылся в ящичках и выложил на стол большой фотоальбом в бордовом бархатном переплете. Мы склонились над ним. Фотографий в альбоме было немного, как видно, покойная не особо любила позировать перед объективом. Мы листали пожелтевшие картонные страницы с такими же пожелтевшими снимками. Вот Ахолия Ивановна в детстве с сестрой и родителями… Вот она в школе в пионерском галстуке и мрачной школьной форме с черным фартуком и огромными белыми бантами… Это, как видно, институт – «студенты на картошке». Ахолия трудится с мешком в руках, рядом два парня с лопатами… Вот выпускной в институте – девушки в старомодных платьях, с дипломами в руках и широкими улыбками на счастливых лицах. Только наша мамзель стоит чуть поодаль ото всех с недовольным видом. Она даже не демонстрирует свои «корочки» фотографу, просто держит их в опущенной руке… Вот она на работе – похоже, лаборатория санэпидемстанции. Всюду – пробирки, колбы, какие-то химические приборы… Одна девушка сидит с бюреткой в руке и улыбается, наша Ахолия Ивановна – чуть поодаль заполняет какой-то журнал. Она не смотрит в объектив, ее лицо сосредоточенно-хмурое…
На последней странице мы нашли несколько фотографий, сделанных на свадьбе Романа, так объяснил мне Андрей. Как видно, молодые подарили их бабушке в благодарность за помощь в устройстве их семейного счастья. Ахолия Ивановна тоже сидела там среди немногочисленных гостей. На ней было довольно дорогое вечернее платье и украшения – большие сережки, бусы, браслеты на запястьях. В руке женщина держала фужер. Мы захлопнули альбом. Все, больше никаких фотографий не было. Никаких сыновей-бомжей, – никого! Я задумчиво погладила бархатную обложку альбома, снова открыла его и вынула фото, где наша погибшая была снята более или менее крупным планом.
– Вот это я возьму с твоего позволения, – сказала я.
Андрей только пожал плечами, мол, жалко, что ли? Бери. Я убрала фото к себе в сумку.
– Ну, что, теперь в отделение?
– Едем, – махнул рукой Мельников, и мы вышли из квартиры потерпевшей.
– Ну и что ты на это скажешь? – спросила я, заводя машину.
Андрей хмыкнул и покосился на меня.
– По-моему, у тетки с головой не в порядке. Я имею в виду соседку. Какой-то мужик, похожий на Ахолию…
– И заметь: еще один бомж, – напомнила я.
– Бред!
Я аккуратно вырулила со двора дома погибшей, и моя «девятка» влилась в поток машин на дороге.
– Да, подозреваемый наш тоже практически бомж, – задумчиво сказал Андрей, глядя в окно. – Откуда она их насобирала, этих бомжей? Может, сама когда-то бомжевала и теперь поддерживает отношения с бывшими товарищами по несчастью? Хотя нет, на нее не похоже, жила, как у Христа за пазухой, разве что унитаз не золотой. Конфеты вон – и то в золотой обертке…
Я покосилась на Мельникова: он вертел в руке фантик от конфеты, которую съел на кухне Ахолии Ивановны.
– Как же вы сразу не выяснили все знакомства погибшей? – не удержалась я от укора. – И кто уверял меня, что соседи ничего интересного не рассказали?
– А черт его знает! Соседей опрашивал Никита, это наш новый сотрудник, с которым я тебя в тот день познакомил, помнишь? Молодой, конечно, неопытный, что с него возьмешь?! Я его отчет читал, не было там ни про какого сына-бомжа. Про Романа соседи говорили, даже опознали его. Захаживал, мол, хоть и редко, да было, один и с молодой девушкой тоже – опознали по фото жену Романа, эту стриптизершу… Черт, как ее зовут?
– Настя, – подсказала я автоматически.
– Ага, вот эту Настю-стриптизершу… Но ни про какого бомжа пожилого возраста никто не говорил. Тем более в сомбреро.
– Почему сомбреро? Просто шляпа с широкими полями.
– Считай, что я так пошутил…
– Странно, что соседка называет его сыном погибшей, очень странно, – сказала я задумчиво.
– Может, этот мужик действительно похож на нашу бабулю, бывает же такое. Вот у меня, помнится, был случай…
Мельников стал рассказывать про какое-то дело, которое он раскрыл с год тому назад и где подозреваемый был жутко похож на потерпевшего. Менты даже подозревали, что они – родственники, и долго копались в их родословных. Но, к большому удивлению сыщиков, обнаружилось, что это – всего-навсего совпадение. Я слушала Андрея вполуха, в голове, как назойливая муха, крутилась одна мысль. В самом деле, что за превратности судьбы: не успели разобраться с одним бомжем, как на сцене появился другой, совсем как в плохом мыльном сериале? И то, что он похож лицом на нашу погибшую, не делает ему чести: теперь вот хочешь не хочешь, а придется искать его, отодвинув другие дела. А как же иначе, а вдруг у Ахолии Ивановны был еще один родственник, о котором мы не знаем? И может, его она не просто оклеветала, а сделала что похуже, и теперь он ей отомстил? Отомстил…
– Андрей, а если все-таки это ее племянник-архитектор? – спросила я с надеждой.
– Кто? – опешил Мельников, остановившись на полуслове и тупо уставившись на меня.
– Ну, этот бомж, так похожий лицом на Ахолию Ивановну. Я говорю, может, это был сын Эллы Ивановны?
– Значит, ты не слушала, о чем я тебе сейчас рассказывал, – с обидой в голосе заключил Андрей.