– Я понемножку…
Марианна махнула рукой и, опустив голову, зашагала к дому.
Там царили полумрак и прохлада. Занавески надувались от легкого ветерка. По углам лежали смутные тени. Пахло клубничным компотом и мамиными блинчиками.
Марианна тоскливо вздохнула и бросила на диван бархатную подушку. Все тело ныло и болело, как будто она спала ночь на камнях.
Спала – громко сказано. Беспрестанно ворочалась, пила воду и думала, думала, думала… Рядом на раскладном кресле дремала мать. В темноте было слышно, как тяжело она дышит, как всхрапывает и тут же просыпается от недостатка воздуха. Она ни за что не соглашалась лечь отдельно, в соседней комнате. Вдруг ее Маришеньке что-нибудь понадобится?
«Я сюда не прохлаждаться приехала, – отвечала она на уговоры дочери занять гостевую спальню. – А тебя охранять!»
Знать бы, от кого? От самой себя, наверное. Самый главный враг Марианны – она сама. Ее непостижимая покорность судьбе. Ее неуемное любопытство. Разные качества вступали в противоречие, заставляя ее страдать и ошибаться. Но она ни о чем не жалела.
Марианна лежала, подложив под голову подушку и наблюдая, как бегают по потолку солнечные тени. Ее сморило, и она погрузилась в чуткую дрему…
Около полудня она проснулась от тихого шороха листвы за окном, привстала и позвала мать. Та не ответила.
Марианна вскочила и выглянула во двор. За занавеской билась о стекло желтая бабочка. Между деревьями сада двигалось что-то белое, колыхалось и развевалось.
– Мама! – вырвался из ее горла сдавленный вопль…
* * *
Глория вспомнила, что она врач, когда увидела лежащую на полу черно-белой гостиной Марианну. Антонида Витальевна тщетно пыталась привести дочь в чувство.
– Что с ней? – испуганно шептала она. – Спасите мою девочку…
– Без паники. У вас есть нашатырь? – спросил Лавров.
– Она в глубоком обмороке, – сообщила Глория, щупая пульс хозяйки дома. – Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Где у вас аптечка?
– «Скорую»… надо вызвать «скорую», – невнятно бормотала Антонида Витальевна, которая сама была близка к обмороку.
– Я врач, – представилась ей Глория. – С вашей дочерью ничего страшного не случилось. Через пару минут она очнется. Отчего ей стало дурно?
– Не знаю. Я развешивала белье, увидела, как ваша машина подъезжает к воротам. Подумала, опять следователь пожаловал. Открыла… Слышу, Мариша зовет меня так громко, отчаянно. У меня все оборвалось внутри. Прибегаю – она лежит на полу…
Лавров смотался в машину за нашатырем, намочил ватку и поднес к лицу Марианны. Та вздрогнула и приоткрыла глаза. Ее светлое домашнее платье с малиновыми вставками задралось, и мать стыдливо поправила украшенный рюшами подол.
– Ну вот… я же говорила, – с облегчением вздохнула Глория. – Все в порядке.
– Доченька! Доченька моя… – причитала Кравцова.
– Надо перенести ее на диван, – предложил Лавров.
Они с Глорией подняли женщину и уложили на то самое место, где несколько минут назад Марианна отдыхала. Она оказалась неожиданно легкой, несмотря на рост.
– Осторожно… осторожно… – кудахтала поникшая мать. – Что с ней, доктор?
– Это лучше спросить у вас.
– Откуда мне знать-то? Я уж плохое подумала… – Антонида Витальевна залилась слезами и склонилась над дочерью. – Тебе уже легче, Маришенька?
Марианна обвела взглядом присутствующих и попыталась приподняться. Она сразу узнала Лаврова.
– Вы? Ка… как вы сюда попали?
– Ваша мама любезно впустила нас.
– Маришенька, это доктора…
Антонида Витальевна ошибочно решила, что раз Глория врач, то и ее спутник тоже имеет отношение к медицине.
– Мама… ты жива? Слава Богу! Я ужасно испугалась, когда… когда…
– Что, доченька?
– Там… – Марианна сделала слабый жест в сторону окна. – В саду… я видела призрака… что-то белое…
– Вы ее не слушайте, – забеспокоилась Антонида Витальевна. – Ей почудилось. Она на солнце перегрелась. От того и сомлела.
Слова Марианны вызвали странную реакцию у гостей, которых второпях, ни о чем не спросив, впустила ее мать. Той было не до выяснения их личностей. Она обрадовалась, что хоть кто-то ей поможет привести в чувство дочку.
– Вряд ли это солнечный удар, – покачала головой Глория. – Скорее сильный испуг. У вашей дочери затяжной стресс, вот нервы и сдали.
Лавров поспешно подошел к окну и внимательно оглядел двор и сад, насколько позволял обзор. Между молодой зеленью в самом деле мелькало что-то белое. Это было… постельное белье. Простыни и пододеяльники, заботливо развешанные матерью.
Марианна приняла простыню за призрака!
– У страха глаза велики, – обронил он, не поворачиваясь.
– Хоть вы ей скажите, что нельзя себя голодом морить, – всплеснула руками Кравцова, обращаясь к Глории. – Ест, как птичка. У нее же кожа и кости остались. Так и до беды не далеко.
Марианна пошевелилась и облизнула губы. Ей хотелось пить. Во рту было сухо.
– Я… я подумала… тебя… у-убили… – вымолвила она, глядя на мать. – Я… звала… а ты не откликалась…
– Я ж ворота открывала, – виновато оправдывалась Антонида Витальевна. – Пока сообразила, что к чему…
– Принесите ей воды, – распорядилась Глория. – И поставьте чайник. Ей не помешает крепкий чай с лимоном.
Антонида Витальевна суетливо поправила подушку под головой Марианны и удалилась в кухню. Зазвенели стаканы.
Лавров понимал, что надо задавать вопросы, пока хозяйка дома не вполне оправилась от обморока. Потом к ней вернутся здравый рассудок, контроль над собой, и пиши пропало.
– Мне удалось кое-что выяснить о бывшей подруге вашего мужа… – понизив голос, сообщил он Марианне.
– А…
На ее лице не появилось интереса, глаза казались пустыми, подернутыми пеленой забытья. Глория толкнула его локтем: погоди, мол, не лезь… видишь, человеку плохо. Но Лавров и не подумал останавливаться:
– Ее убили, так же, как и Ветлугина…
Щеки Марианны стали белее, чем фарфоровая ваза на стеклянном столике. Он испугался, что она снова потеряет сознание, однако этого не произошло. Женщина несколько раз моргнула, сложила губы в болезненную гримасу и качнула головой.
– Не может быть…
– Может! – кивнула Глория.
Она решила довериться ходу вещей вместо того, чтобы затыкать Лаврову рот.
– Следующей окажетесь вы, госпожа Ветлугина, – заявил он с жестокостью, которую диктовала серьезность момента. – Не сегодня, так завтра призрак явится за вами. Что вы скрываете?