Они с Глорией позвали Марианну.
Та с жаром ухватилась за их предложение. Круглый черный прудик! Она могла бы сама догадаться.
Кравцова не разделяла энтузиазма дочери. По правде говоря, она боялась. Миф мифом, а три человека уже заплатили жизнью за воображаемую тайну. Не буди лихо, пока оно тихо.
Однако ее возражений никто не послушал. Воду из озерца выкачали, и обнажилось покрытое специальной светопоглощающей пленкой дно. Пленку тоже сняли. Под ней оказался слой бетона с выложенным камнями астрологическим знаком Черной Луны посередине: полумесяц над перевернутым крестом.
Теперь уже никто не сомневался, что под камнями находится тайник. Лавров сбегал за ломиком в сарай. На мгновение ему почудилась тень садовника, которая скользила за ним.
– Прочь! – отмахнулся он. – Изыди!
Садовник исчез, но вместо него появился целый сонм теней, которые тянулись за Лавровым темным шлейфом. Множество незнакомых лиц возникали из небытия, чтобы истаять в беспощадном свете солнечных лучей.
– Где ты пропадаешь? – накинулась на него Глория. – Заблудился?
Кравцова глотала таблетки. Ее дочь беспокойно шагала вокруг пустого озерца.
– Да я только туда и обратно!
Он ловко подковырнул ломиком камни и вытащил из небольшого углубления железную коробку. Сделанная из особого сплава, она не проржавела и открылась без всякого ключа, простым нажатием кнопки. Внутри лежала круглая штуковина, наполовину из слоновой кости, наполовину из обсидиана.
– Тут какая-то надпись…
– Res intima rerum, – прочитала Глория. – Это латынь. В переводе – самое сокровенное из вещей…
–Набалдашник! – вырвалось у Марианны.
– Похоже, – согласился с ней Лавров. – И вот из-за него – три трупа? Что за великая ценность?
– Думаю, набалдашник для трости – только футляр, – терпеливо объяснила Глория. – Господин Исленьев, о котором упоминалось, использовал его в виде тайника. Трость всегда была при нем, под рукой.
– В прямом смысле слова, – кивнул Лавров. – Ты хочешь сказать, что эта штука открывается?
– По идее должна…
Несколько круговых движений, и набалдашник разделился надвое, подобно грецкому ореху. Внутри что-то вспыхнуло и погасло.
– Камень? – удивился Лавров. – Неужели черный алмаз?
– Сапфир, – поправила его Глория. – Поверни-ка его к свету.
Солнце зажгло внутри камня смутные искры. В его прозрачной черноте медленно плавал темный сгусток.
– Вот почему его называют Черной Луной! – воскликнула Глория. – Из-за этого сгустка.
Изучая книги и записи карлика, она поднаторела в драгоценных камнях и минералах. Сапфир считался мощным защитным амулетом. Символ власти, излюбленный сильными мира сего. Камень королей и святых. Его необходимо беречь от царапин, трещин и любых повреждений. По легенде, из этого камня была сделана «сулейманова печать»… то есть печать царя Соломона…
Именно эта печать удерживает джиннов в кувшинах, то бишь в повиновении. Чтобы вырваться на свободу, им необходимо снять заклятие.
Однако сапфир, который имеет какой-нибудь серьезный изъян, несет в себе опасность. Его флюиды становятся смертоносными и приносят несчастье. Он же питает дочерей Лилит.
Глория, как сумела, рассказала об этом Марианне и Лаврову.
– Наверное, потому ваш муж и отказывался заводить собаку, – добавила она напоследок. – Он знал, что животные не выносят близкого присутствия камня.
Антонида Витальевна, сославшись на головную боль, отказалась рассматривать камень и ушла в дом. Это было непосильным испытанием для ее нервов.
– Теперь Черная Луна принадлежит вам, – сказала Глория вдове Ветлугина. – По сути дела, у камня есть еще наследница. Это Лилит… то есть Лиля Морозова, ваша сестра.
– Опять сестры, – заметил начальник охраны. – Страшная история может повториться. Вас не пугает прецедент, Марианна?
– Пугает. – Она помолчала, не отводя глаз от камня. Казалось, синева ее взгляда померкла и налилась непроницаемым мраком. – Сколько примерно может стоить этот сапфир?
– У него нет цены! – уверенно заявила Глория.
– Что, если я выставлю его на торги? Анонимно. Через Интернет.
– Не вздумайте продавать сапфир, Марианна. Я не берусь предсказать последствия.
– Как же с ним быть?
Глория не знала, что посоветовать этой молодой привлекательной женщине. Камень может погубить ее, как погубил своих прежних хозяев.
– Я бы положила его обратно, на дно пруда. Но боюсь, это уже не поможет. С тайны сорвана печать…
– Почему мой муж не избавился от сапфира? Он не мог не понимать, чем это грозит.
– Думаю, с помощью Черной Луны он надеялся задобрить Лилит, которая встречает мертвых у ворот Подземного царства… – объяснила Глория. – И та пропустит его в свои волшебные чертоги.
– Ты шутишь? – изумился Лавров. – Скажи еще, Лилит приготовит для своего возлюбленного пентхаус в башне Замка Дракулы!
– Красиво жить не запретишь. Ни на этом свете, ни на том…
– А садовник? Тоже рассчитывал на пентхаус?
– Фигура садовника в этой истории стоит особняком, – промолвила Глория. – Если верить легендам, то у Черной Луны должен быть хранитель. Человек, который всегда находится рядом с камнем, но не имеет права распоряжаться им. Разве что после смерти хозяина…
На обратном пути из Рощи в Москву за рулем был Санта.
Лавров и Глория ехали на заднем сиденье, переговаривались вполголоса.
– Жалко мне эту Марианну, – вздыхал начальник охраны. – Замужество у нее было незавидное и вдовство опасное. Боюсь, ее испытания еще не закончились. Почему Ветлугин так ее тиранил?
– Хотел сделать из нее Лилит… и не мог ей простить, что она другая. Кто хоть раз прикоснулся к волосам Лилит, погиб навеки.
– Может, Ветлугин на самом деле не боялся смерти, а подсознательно искал ее? – осенило Лаврова. – Потому и отправлялся на свои полуденные прогулки? Чтобы воссоединиться со своей Лизой-Лилит?
Глория промолчала. На один и тот же вопрос существуют разные ответы, и каждый по-своему верен.
Лавров тоже замолчал, задумался. А не стал ли он сам жертвой соблазна, имя которому – Лилит? Не томится ли он страстью к женщине, которая вряд ли является «дочерью Евы»?
Дочери Евы и дочери Лилит…
Из одних получаются прекрасные жены и матери, из других – коварные искусительницы, ремесло коих – любовное неистовство.
«Адам до сих пор делает выбор! – дошло до Лаврова. – Между Евой и Лилит! Даже если живет с первой, то тоскует по второй. Мечется, разрывается надвое. Ему и семейное счастье подавай, и жгучую страсть. От женщины домашней и преданной он уходит к ветреной обольстительнице… хоть в мыслях, в эротических мечтах. Разве я сам не веду себя точно так же? Я мог бы давно жениться, иметь детей… а вместо этого гоняюсь за тенью, химерой по имени Глория! Она никогда не даст мне того, чего жаждет моя душа. А чего она жаждет?..»