– Но она принадлежала Максу!
– Только не лгите, что вы взяли вазу на память о нем, – ввернул Лавров. – Вы любили Ордынцева или его деньги?
– И то, и другое, – с вызовом ответила Смолякова. – И не прикидывайтесь бессребреником. Вы тоже работаете не за спасибо.
«Надеюсь», – подумал начальник охраны. Он делает это для Глории. Ему приятно помогать ей. Быть рядом. Оберегать от всяческих бед.
Дайвер, судя по его упрямому виду, не собирался отказываться от своего права на находку.
– Из-за этой вазы уже погиб человек, – сказала Глория. – Вы рискуете, Руслана. Помните надпись на табличке?
– Была какая-то табличка? – удивился Стас.
– Внутрь вазы кто-то поместил глиняную табличку с предостережением, – нехотя объяснила Смолякова. – Дескать, здесь находится смерть! Что-то в этом духе. Обычная пугалка.
– Я готов взять риск на себя, – заявил Стас.
– Опрометчивое решение, – заметила Глория.
– А поедемте к нам! – гостеприимно предложил Лавров. – Там и обсудим создавшееся положение.
Блондинка замешкалась с ответом. Ее лицо исказили мучительные сомнения. Приняв приглашение, она может остаться с носом. У нее попросту отнимут сосуд, и дело с концом. Но она все же не посмела отказаться. Несмотря на браваду, ваза пугала ее.
– Вы хотите сказать… – осторожно начала она, – …что змея выползла из развалин не случайно?
– А вы верите в совпадения?
Глория намекала на смерть Ордынцева, и Руслана поняла ее. Два подобных случая наводят на размышления. Она не хотела бы повторить судьбу любовника. Но и лишиться вазы было для нее немыслимо.
Стас теперь из спасителя превратился в ее конкурента. Он может отважиться на что угодно, включая насилие. Даже убийство. В его глазах она заметила холодные искры, не предвещавшие ей легкой победы.
– Хорошо, – согласилась она. – Едемте.
– Трое против одного? – ухмыльнулся дайвер. – Что ж… я вынужден подчиниться. Делаю это из уважения к вам.
С этими словами он посмотрел на вазу, а не на собеседников. И Лавров понял, что надо держать ухо востро. Как ни глупо это звучит, но Стас и Руслана в большей степени зависят от вазы, а не от собственного ума. Их уже повело.
Он с опаской прислушался к себе. Не затягивает ли его эта воронка? Кажется, с ним все в порядке.
От Глории не ускользнули его опасения.
– Держись, Рома! – сказала она…
* * *
Москва
Ирина Ордынцева оплакивала не покойного мужа, а свою горькую долю. Она тенью бродила по комнатам их городской квартиры, куда приехала, получив известие о смерти Макса. Вот и закончилось ее короткое замужество. Были ли она счастлива? И вообще – существует ли на свете счастье?
Жизнь благоволила к ней. Благодаря этому благоволению Ирина получала все, что хотела.
В то же время жизнь наносила ей удар за ударом. Неужели это плата за сбывшиеся мечты?
Она родилась милым ребенком и с детства как сыр в масле каталась. За месяц до ее совершеннолетия родители разбились в туристическом автобусе, который вез их на экскурсию к египетским пирамидам.
Она стала наследницей отцовского бизнеса, но не сумела удержать в хрупких девичьих руках бразды правления и разорилась. Ей не пришлось бедствовать, нет. Но былая безмятежность превратилась в ностальгическое воспоминание. Она училась заботиться о себе сама. И эта наука отрезвила ее. Жизнь больше не казалась ей сплошным праздником.
Первую любовь она переживала как все девушки – с головой погрузившись в обманчивую эйфорию страсти и несбыточных упований. Она не знала себя, не знала Его. Они оба придумали себе образы, которые отличались от них так же, как Воробьевы горы отличаются от Гималаев.
Процесс самопознания оказался мучительным. Новая любовь ввергла Ирину в пучины ада. Она мечтала о замужестве. Однако новый возлюбленный сразу заявил, что превыше всего дорожит своей свободой и не променяет ее на все дары этого мира.
Он околдовал ее, привязал к себе сотнями невидимых нитей, которые на поверку оказались прочнее стальных цепей. Ирина цеплялась за него, а он ее отталкивал, тем сильнее разжигая в ней жадное вожделение. Она и не подозревала, какова она на самом деле.
Новый возлюбленный был настолько далек от ее идеала, что это казалось помрачением ума и темным сном души. Она искала забвения в замужестве и нашла его. На время. А потом все закрутилось опять, вернулось на круги своя. Брак не дал ей того, чего она ждала. Она стала богата, но так и не обрела полную независимость. Над ней словно довлел первородный грех. При внешней привлекательности Ирина чувствовала себя испорченной изнутри, изъеденной злыми помыслами и ненавистью. Кого она ненавидела? Никого конкретного и всех вместе.
Себя она невзлюбила за алчность и сладострастие; родителей – за их преждевременную смерть и свою одинокую юность; первого мужчину – за его несостоятельность; проклятого любовника – за его власть на ней; мужа – за свое разочарование в браке; окружающих ее людей – за непонимание.
Когда Ордынцев начал изменять ей? Год назад? Раньше? Позже?
– Не в том суть, – бормотала она, закрывая черным крепом зеркала и останавливая часы. – Не в том…
Впрочем, для нее часовые стрелки остановились давно. С того момента, как она предала и продала первую любовь. Заложила свою душу в обмен на пикантные удовольствия. Не то чтобы Ирина сожалела о прошлом, но она с отвращением отворачивалась от будущего. Что ее ждет завтра? Через неделю? Через год?
Раскаяние? Тоска? Одиночество?
– Хотя бы не нищета, – вымолвила она, глядя на себя в продолговатое настенное зеркало, которое отражало ее во весь рост. – Мне не грозит считать копейки и экономить на еде. А ведь я по-прежнему хороша…
Мысль о том, что она овдовела и теперь может выйти замуж во второй раз, поразила ее своей бессмысленностью.
Из овальной рамы на нее смотрела надменная молодая дама в траурном платье. Черный шелк плотно облегал ее по-девичьи упругую грудь и узкие бедра. Волосы легкими завитками висели вдоль щек. Роль безутешной вдовы была ей к лицу.
Ирина попробовала заплакать и довольно правдоподобно разрыдалась. Только оплакивала она отчего-то не покойного Ордынцева, а… себя.
За что и кем она наказана? Кто превратил ее в чудовище? Почему ее скорбь столь же фальшива, как и радость? Почему ее любовь обратилась в злобу? Почему?.. Почему…
Она набросила на раму кусок крепа, и образ заплаканной дамы в зеркале померк.
– Я знаю, кто виноват! – заявила Ирина своему отражению. – Это ты!
– Не-е-ет, – покачало головой отражение. – Во всем виноват он… змей-искуситель. Он утолил твою жажду познания зла, твое губительное любопытство. Ты пожинаешь плоды греха…