А хуже всего были позы. Когда капитан Монтроз велел ей оказывать содействие, Никки позволила несколько раз щелкнуть себя за работой, однако фотограф — профессионал, упертый как бульдозер, — заставил ее позировать.
— Снимок для обложки должен быть только постановочным, — твердил он.
И она слушалась.
Пока фотограф не попросил ее принять грозный вид, глядя сквозь тюремную решетку, и не добавил:
— Ну, где огонь в глазах? Не вижу мстительницы за мать, о которой читал!
В тот же вечер Никки потребовала у Рука статью. Закончив читать, попросила вычеркнуть свое имя. Дело было даже не в том, что он изобразил Никки звездой участка. И не в том, что свел к минимуму работу остальных, превратив их в примечания к тексту. И не в том, что публикация грозила ей шумной славой, — «Золушка» была у Никки любимой сказкой, хотя она всегда предпочитала читать сказки, а не жить в них. Нет, прежде всего статья была слишком личной. Особенно часть про убийство ее матери.
По мнению Никки, Рука просто ослепило собственное творение. На все ее доводы у него находились ответы. Он уверял, что герои публикаций всегда возмущаются до появления статьи в журнале. Никки заметила, что неплохо бы к ним прислушаться. На что получила ответ: вычеркнуть ее из статьи невозможно, потому что статья исключительно о ней. «Но даже если бы я и хотел, слишком поздно, номер уже в печати».
В тот вечер они виделись в последний раз. Три месяца назад.
Никки полагала, что расстаться навсегда — прекрасное решение. Но Рук отказался уйти с миром. Наверное, думал, что его чары еще способны вернуть ее. Иначе зачем названивать, каждый раз натыкаясь на «нет» и гробовое молчание? В конце концов до него, вероятно, дошло, потому что репортер исчез из вида. Правда, две недели назад, когда журнал попал на прилавки, Рук не преминул послать ей привет в виде экземпляра с автографом, бутылочки «Сильвер Патрон» [6] и корзинки лаймов.
Никки отправила «First Press» в помойное ведро, а выпивку преподнесла детективу Уллету на прощальной вечеринке по случаю его отставки и переезда катера в Форт-Леонард-Вуд, штат Миссури, где бывший детектив собирался посвятить себя рыбалке. Гости радостно набросились на текилу, но Никки стойко держалась пива.
То был последний вечер, который она провела в безвестности. Хотелось бы надеяться, что ее слава, согласно предсказаниям мистера Уорхола, сверкнет на четверть часа и померкнет, [7] но все эти две недели ее повсюду преследовало одно и то же: пристальные взгляды, замечания вполголоса — вечные мучения. Мало того что Никки не нравилось, когда все ее узнавали, так еще каждый взгляд, словечко, снимок на камеру мобильника напоминали о Джеймсоне Руке и неудачном романе, который ей так хотелось забыть.
Громадный шнауцер не устоял перед искушением и принялся слизывать сахар и молоко с ее юбки. Никки потрепала пса по голове и попыталась вернуть Т. Майкла Дава к насущным делам.
— Вы здесь каждое утро выгуливаете собак?
— Да-да, шесть раз в неделю.
— А убитого прежде не встречали?
Свидетель выдержал театральную паузу. Хит понадеялась, что он был начинающим актером, потому что уровень исполнения оставлял желать лучшего.
— Нет!
— Вы заявили, что видели, как его грызла собака. Можете ее описать?
— Странная такая, детектив. Похожа на небольшую овчарку, но диковатая на вид.
— Вроде койота? — подсказала Никки.
— Да, пожалуй. Но слушайте, если не ошибаюсь, мы в Нью-Йорке.
Никки тоже об этом подумала.
— Спасибо за помощь, мистер Дав.
— Шутите! Я и в своем блоге о вас напишу!
Зазвонил мобильник, и Никки отошла, чтобы ответить. В участок поступил анонимный звонок о взломе с убийством. За разговором Хит добралась до Таррелла и Каньеро. Коллеги все поняли по ее походке и принялись собираться раньше, чем Ники повесила трубку.
Она еще раз осмотрела место преступления. Полиция начала обход, магазины откроются только часа через два, эксперты прочесывают участок. Пока здесь больше делать нечего.
— Опять вызов, ребята. — Вырвав листок из блокнота, Никки сунула Тарреллу адрес. — Поезжайте за мной, Семьдесят восьмая, между Коламбус и Амстердам-авеню.
Никки приготовилась к встрече с новым трупом.
Первое, что отметила детектив Хит, свернув с Амстердам-авеню на 78-ю, была тишина. Самое начало восьмого, первые лучи солнца осветили башенки Музея естественной истории и позолотили квартал. Вид так и просился на открытку. Но Никки этот безмятежный покой показался странным.
Где парни в бело-голубой форме? Где «скорая помощь», желтая лента и орава зевак? Для следователей привычно оказываться на месте преступления далеко не первыми. Таррелл и Каньеро тоже насторожились и, выбираясь из «тараканьей тачки», сдвинули полы курток, освобождая доступ к оружию.
— Мы адресом не ошиблись?
Вопрос Каньеро не требовал ответа.
Таррел повернулся к нищему, который копался в мусоре на ближнем к Коламбус-авеню конце улицы. Кроме него, на 78-й не было видно ни одной живой души.
— Чувствуешь себя, как первый гость на вечеринке, — заметил Таррелл.
— Можно подумать, тебя приглашают на вечеринки! — съязвил его напарник.
Таррелл оставил выпад без ответа. Едва шагнув на поребрик, они оборвали болтовню, словно пересекли невидимую границу. В пробитый кем-то проход между мусорными завалами протискивались по одному. Но когда детектив Хит остановилась перед ближайшим зданием, двое мужчин заняли места по обе стороны от нее.
— Адрес — корпус А, значит, туда, — негромко заметила Никки, указывая на богатый дом с садом ниже уровня улицы.
Пять гранитных ступеней вели с мостовой в маленький патио с металлической оградой, украшенной цветочными ящиками. Окна за затейливыми коваными решетками были наглухо задернуты шторами. Над окнами кирпичный фасад украшала декоративная панель резного камня. Под аркой, где расположилась лесенка, ведущая на верхний этаж, виднелась распахнутая дверь.
Никки подала знак рукой и первой двинулась к входу. Двое других прикрывали ее в обычном порядке. Таррелл защищал тыл, а Каньеро работал второй парой глаз для Никки, которая, положив руку на рукоять своего «зиг-заурэра», встала по другую сторону дверного проема. Убедившись, что все на местах, она крикнула в дом:
— Полиция Нью-Йорка! Если там кто-то есть, подайте голос!
Все молча прислушались. Ни звука.
Команда настолько сработалась, что все делалось автоматически. Таррелл и Каньеро следили за Никки. Увидев, что она трижды кивнула, детективы достали оружие и следом за ней ворвались в дом.