Спустя четверть часа луч фонарика упал на куст хризантем. Яркие, пышные цветы, но слишком уж обычные в сравнении с теми, что их окружали… Вроде как непарный носок. Подойдя ближе, Рук заметил, что хризантемы, в отличие от других цветов и растений, были вкопаны в землю прямо с горшком. Зажав фонарик под мышкой, Рук лопаткой вытащил горшок и вытряхнул из него землю. В горшке вполне уместилась бы глава рукописи, только ничего такого в нем не оказалось. Рук возвратился к ямке из-под горшка, поковырял в ней лопаткой — и не нащупал ничего похожего на бумагу. Зато лезвие лопатки уткнулось во что-то, напоминающее камешек, — необычно для тщательно просеянной садовой земли.
Луч фонаря, направленный в ямку, блеснул на полиэтиленовом пакетике. Рук достал находку и открыл. Внутри лежал ключ.
За десять минут обойдя все комнаты и перебрав все шкафы и ящики, он так и не нашел замка под этот ключ. Рук уселся за кухонный стол и внимательно рассмотрел находку. Такие маленькие ключики обычно открывают не входную дверь, а шкафчик спортивной раздевалки или ящик стола. Металл выглядел новым, бородка не сточена, а на головке выгравировано трехзначное число: 417.
Достав мобильник и набрав номер Никки, Рук наткнулся на автоответчик.
— Привет, это Рук. У меня к тебе вопрос; позвони, когда сможешь.
Потом он позвонил по служебному номеру. Ему ответил дежурный сержант:
— Детектив Хит занята на допросе. Хотите оставить сообщение?
Рук согласился и оставил такое же послание.
Кэссиди занималась в спортзале, но Рук видел ее со спортивной сумкой в руках и запомнил ярко-розовый кодовый замочек, пристегнутый к лямке. Еще ключ мог быть от камеры хранения, например на автовокзале. Интересно, сколько таких камер хранения на вокзалах Нью-Йорка? Или ключик мог отпирать какую-нибудь каморку в здании «New York Ledger», но Рук отказался от мысли нанести туда ночной визит: «Привет, я Джеймсон Рук. У меня есть ключ. Как бы мне?..»
И тут его осенило. Он уже видел такой ключ. В 2005-м, после Катрины, [144] Рук два месяца провел в Новом Орлеане и жил там в арендованном трейлере. Ему приходилось много разъезжать, поэтому он снял ящик в почтовом отделении. Тогда ему выдали как раз такой ключ. «Потрясающе, — подумал Рук, — обойдем все почты Нью-Йорка и будем надеяться на удачу».
Постукивая ключом о стол, Рук вспоминал, не случалось ли ему видеть Кэссиди рядом с почтой. Ничего такого не приходило в голову, да в округе, кажется, и вовсе не было почтовых отделений. Да, но вот дочь Кэссиди, Холли Фландерс, говорила, что нашла адрес Рука по счету от почтовой службы, через которую ее мать посылала журналисту материалы к статье. Название службы не вспоминалось, а искать его в кабинете Кэссиди — что иголку в стоге сена.
Заперев квартиру, Рук пешком дошел до Коламбус-авеню, где взял такси до Трайбеки, чтобы проверить, не осталось ли у него полученных от Кэссиди конвертов. Такси уже проезжало Западную 55-ю, когда в голове всплыло воспоминание: кажется, это в районе Адской кухни. [145] Рук с помощью телефона поискал в Интернете почтовые службы и через пять минут таксист высадил его перед «Эффективной доставкой» на 10-й авеню. Контора втиснулась между эфиопским рестораном и продуктовым магазинчиком, где торговали пиццей в развес. Улица была завалена мусорными мешками. Под потертым навесом конторы мерцали неоновые буквы: «Обналичивание чеков — копирование — факс». «Жалкое заведение, — подумал Рук, входя, — но, если ключ подойдет, оно мне раем покажется».
Внутри пахло старыми книгами и моющим средством с сосновым ароматом. На табуретке за стойкой сидел маленький человечек в тюрбане.
— Хотите что-то скопировать?
Рук не успел возразить, как человечек уже обратился на неизвестном языке к женщине, работавшей на старом ксероксе. Та что-то резко ответила, и человечек извинился перед Руком:
— Придется пять минут подождать.
— Спасибо, — сказал Рук, чтобы не вдаваться в объяснения. Он уже стоял у стены, вдоль которой тянулись ряды медных ящичков. Отыскал взглядом номер 417.
— Хотите арендовать ящик? На месяц — скидка.
— Уже арендовал, — ответил Рук, вставляя ключ.
Он вошел легко, но замок не поддавался. Рук приложил усилие, напомнив себе, что бородка не обточена и, возможно, придется повозиться. Ключ не хотел поворачиваться. Присмотревшись, Рук сообразил, что, отвлекшись на разговор, вставил его в скважину номера 416.
В 417-м ключ провернулся мгновенно. Дверца открылась. Рук опустился на колено, чтобы заглянуть внутрь, и сердце у него екнуло.
Через две минуты, направляясь на такси в Трайбеку Рук снова позвонил Никки. Та все еще была на допросе, и на сей раз журналист не стал оставлять сообщений. Втиснувшись в угол между спинкой сиденья и задней дверцей машины, он достал из конверта пачку схваченных скрепкой листов. В тесном ящике листы скрутились, но Рук разгладил их на колене и поднес к окну, чтобы в свете уличный фонарей перечитать заголовок:
Глава двадцатая
УХОД
Никки Хит была большим специалистом по рукам. О человеке, сидящем напротив нее в комнате для допросов, она судила не только по тому, что этот человек говорил — или чего не говорил. Выражение лица, конечно, многое давало. Как и осанка, поведение (волнуется, ерзает, спокоен, собран и тому подобное), одежда, но больше всего говорили ей руки. У Солей Грей руки были тонкие и сильные. Как выяснилось, достаточно сильные, чтобы управиться с Митчелом Перкинсом, да так, что все приняли нападавшего за мужчину. Одну примету Никки истолковала неправильно: решила, что костяшки пальцев натерты на репетициях, а они были разбиты ударом при ограблении. И теперь Никки корила себя: ей все казалось, что, догадайся она раньше, можно было бы предотвратить трагедию.
У Морриса Гранвиля руки были мягкие и бледные, словно он каждый день отмачивал их в содовом растворе. И еще он обгрызал ногти, хотя при Никки и сдерживался. Но кожа вокруг ногтей распухла, и кутикулы были ободраны. Обдумав все, что говорили ей руки, она прибавила к этому одинокую жизнь и решила на этом остановиться. Еще она думала о Солей Грей. Если бы не шумная гибель певицы, Гранвиль не сидел бы сейчас перед Никки. Он напросился к детективу Хит только потому, что та попала в газеты вместе с покойной звездой. С ней он мог разделить минуту славы, когда подсмотрел, как Солей ссорится с бывшим любовником.
— Вы уверены, что это была та самая ночь, когда умер Рид? — спросила Хит.
Она не в первый раз за последние полчаса разными словами повторяла один и тот же вопрос, проверяя, не собьется ли допрашиваемый. Моррис Гранвиль свихнулся на преследовании знаменитостей, и это обстоятельство заставляло Никки быть особенно осторожной. В его рассказе виделся важный недостающий фрагмент головоломки, но Никки опасалась, что, бросившись на сладкую приманку, примет желаемое за действительное.