— Ну, наконец-то! — вместо приветствия сказал любимый родственник. — Здоров ты спать, брат!
— Чем еще заниматься в выходной? — не слишком любезно и немного сварливо поинтересовался Савелий, давая понять гостю, что тот приперся не очень-то кстати.
Виталика не слишком любезная встреча не смутила. Он всегда был выше таких мелочей, как чужое настроение. Прошел мимо посторонившегося Савелия в прихожую, разулся, облагородив атмосферу запахом давно не сменяемых носков, снял куртку, повесил на соседний крючок наплечную кобуру с пистолетом и обернулся к Савелию с улыбкой на небритом осунувшемся лице:
— Ну, здравствуй, брат!
— Здравствуй, — ответил Савелий и, следуя традициям гостеприимства (эх, послать бы их вместе с любимым родственничком куда подальше!), спросил: — Кофе или чай?
— Чай! — не раздумывая, выбрал гость. — От кофе меня уже блевать тянет. Три ложки с верхом на кружку. И не забудь кружку блюдцем накрыть, чтобы заварилось получше.
Гость ломанулся прямиком на кухню, но был предусмотрительно перехвачен хозяином и отправлен в ванную мыть руки. Савелий с детства считался чистюлей (по версии Виталика — чистоплюем), а Виталик — неряхой. Странно, но такие радости, как гепатит А, сальмонеллез и глисты, почему-то доставались Савелию, Виталику все было как с гуся вода.
— Как мама? — спросил гость, плюхаясь на диванчик.
— Нормально, — ответил Савелий. — Привет вам передавала. А как Лариса с Юлей?
— Нормально, — хохотнул гость. — Юлька растет, Лариса стареет. Все как обычно.
Неизвестно кем установленные приличия первым делом требовали справиться о родственниках. Судя по тому, что Виталик не стал давать развернутую характеристику своей жене, на семейном фронте у него сегодня было затишье. Уже хорошо. Савелий порадовался за брата и за себя тоже. Если бы Виталик до утра выяснял отношения с женой, а потом, как обычно, хлопнул бы дверью и ушел к Савелию, то следом за ним примчалась бы Лариса и на глазах у Савелия разыгрался очередной акт житейской драмы с взаимными обвинениями, угрозами, оскорблениями…
Пришлось бы не только наблюдать, но и принимать кое-какое родственное участие — успокаивать, увещевать, призывать к миру. В конце концов, супруги помирятся столь же бурно, как и ссорились, и захотят отметить примирение чем-нибудь из хозяйских запасов. Некоторые почему-то уверены, что докторам благодарные пациенты таскают спиртное ящиками. Как бы не так! Короче говоря, закончится вся эта трагикомедия не раньше десяти-одиннадцати часов вечера, когда, наконец, гости соизволят убраться, оставив Савелия с гудящей головой и кучей немытой посуды в раковине.
Себе Савелий сварил кофе по праздничному рецепту — с имбирем и мускатным орехом. Виталик презрительно поморщился, глядя на то, как брат поддевает кончиком ножа пряности из баночек и высыпает их в джезву. Сам Виталик уважал только одну пряность — черный перец, причем в огромных количествах. Слова «остро» и «вкусно» были для него синонимами.
— А к чаю есть что-нибудь? — как бы невзначай спросил гость, когда Савелий поставил перед ним накрытую блюдцем кружку.
— Могу сделать бутерброды, — предложил Савелий. — Есть ветчина, голландский сыр, брынза…
— Я не об этом, — махнул рукой гость. — Коньячку бы!
Коньячок — это серьезно. Рюмкой или двумя Виталик не удовлетворится, не такой он человек. Непременно выдует всю бутылку, а потом завалится спать. У него же на лице написано, что ночью ему было не до сна.
А ведь сегодня Восьмое марта, стало быть, невестка вправе рассчитывать на какую-то праздничную программу — букет, подарок, порцию комплиментов. Не получив желаемого до полудня, она накрутит себя и начнет разыскивать блудного мужа. Позвонит ему на работу, а затем примчится сюда. Наугад. Если муж здесь, то ему можно все высказать, если нет, то можно высказать Савелию в расчете на понимание и утешение.
Виталик, мирно дрыхнущий на диване вдали от семьи в разгар праздничного дня, — как минимум час сольного выступления Ларисы и еще не меньше часа их дуэта. Б-р-р! Ну ее на фиг, такую праздничную программу. Врачи-психиатры, знаете ли, тяготеют к спокойному, даже унылому отдыху, им буйства страстей и всплесков эмоций на работе хватает выше крыши.
— Коньячку? — Савелий иронично приподнял левую бровь. — Я тебе скажу не как брат брату, а как доктор пациенту — ты бы не начинал день со спиртного. Такие привычки, знаешь ли, до добра не доводят, особенно в молодом возрасте.
— Это у тебя день только начинается! — возразил Виталик. — А у меня он двое суток все никак закончиться не может! Так что засунь свои врачебные рекомендации знаешь куда? Если жмешься брату сто грамм налить — так и скажи, я пойму и прощу! Но от докторских советов воздержись! У меня эта ваша медицина знаешь где сидит?!
Казалось бы, давно пора привыкнуть к этим вечным укорам: пожалел для брата, зажал брату и т. п., выработать иммунитет, но он все никак не вырабатывался. Вот и сейчас пришлось доставать из бара бутылку вместо того, чтобы… Ну, ладно.
— Армянский? — скривился Виталик, посмотрев на этикетку. — Он же весь паленый!
Савелий молча взял бутылку и понес ее обратно.
— Ладно, разливай! — поспешно сказал брат и, словно оправдываясь перед кем-то третьим, добавил: — Свяжешься с тобой — научишься пить что попало…
Что попало, судя по запаху, было далеко не паленым. Да и вообще трудно было предположить такое с учетом личности дарителя. Солидные люди бурду дарить не станут, к тому же если отношения с врачом еще не завершились.
— А себе? — нахмурился Виталик, поднимая рюмку.
Савелий капнул из бутылки в чашку с кофе.
— Как хочешь, мне же больше останется! — прокомментировал брат и, не дожидаясь, пока Савелий приготовит бутерброды, опрокинул рюмку в рот.
Согласно канону, закусывал Виталик после третьей. Откусил от бутерброда с ветчиной, прожевал, проглотил, запил чаем, блаженно прикрыл глаза и констатировал:
— Можно жить!
Усевшись в угол кухонного диванчика, немаленький и нехудой Виталик занял его целиком, поэтому Савелию пришлось сесть на табурет. Оно и лучше — так ближе к плите и к холодильнику. Ясно же, что придется повторять чай, бутерброды и, возможно, идти за новой бутылкой. В плане выпить-поесть мало кто мог сравниться с двоюродным братом.
— А до этого было нельзя? — поддел Савелий.
— Кому-то, может, и можно, тебе, например, а вот мне не очень… — Виталик вздохнул и повторил коньяк.
— Хорош гнать! — предостерег Савелий. — Сейчас под стол свалишься.
— Не волнуйся! — Лицо Виталика расплылось в улыбке, больше напоминавшей хищнический оскал. — Ты же знаешь, что меня с устатку не берет, а только напряжение снимает… Двое суток на работе с перерывами на покурить и оправиться — это тебе не хрен собачий! Да разве ж ты поймешь?! Мою работу не сравнить с твоей…