– Разве работа в общине не является одновременно отработкой?
– В некотором роде, – кивнула девушка. – Но ты не забывай, что нужны деньги на строительство поселка в Сибири, так что этого недостаточно.
– И как ты сама-то собираешься расплачиваться?
– Да мне не придется! – махнула рукой Полина. – Я ведь согласна уехать. А те, кто не хочет… У всех разные ситуации. Такие, как ты, допустим, просто дают определенную сумму, включающую подготовку к родам, сам процесс и послеродовой уход. Другие приносят какие-то ценности. Я вот, к примеру, сразу отдала Александре золотишко, которым за всю жизнь разжилась. Она взяла, хотя в ломбарде за это мало дали бы – ни за что не хватило бы на роды!
– А что, если ничего такого нет?
– Не знаю, – покачала головой Полина. У нее на лице появилось удивленное выражение, словно никогда раньше она не задумывалась о подобной ситуации. – Наверное, у Александры есть выход и на такой случай?
– А где твой ребенок? – спросила я. – Когда ты его родила?
– Ее, – уточнила Полина. – Деваха у меня, Мартой назвала. Красивое имя, как считаешь?
– Очень красивое! – одобрила я.
– Понимаешь, – удовлетворенно кивнув, продолжала Полина, – я сначала не думала, что стану ее оставлять… Александра сказала, что может помочь пристроить ребенка. Но потом, когда родила, вдруг поняла, что ни за что ее никому не отдам! Но возвращаться-то мне с Мартой некуда, так Александра, спасибо ей, согласилась нас оставить в «Родунице».
– Значит, твоя дочка живет здесь?
– Да. У нас есть ясли, где некоторое время живут дети. Мы навещаем их, когда Александра позволяет.
– Что значит – когда позволяет?
– Ну, она же нам любезность оказывает, верно? В смысле таким, как я: мы денег не платим, дети опять же за счет других живут… Но я пока что грудью Марту кормлю, так что вижу ее часто!
– Значит, ты здесь уже давно?
– Больше года, – кивнула Полина.
– А что потом?
– Потом? – удивленно переспросила она.
– Ну, когда дети подрастают – куда они деваются?
– Их увозят в Сибирь, в поселок. Скоро и мы подтянемся: строительство-то уже заканчивается!
– То есть детей увезут, а вы останетесь? – не поверила я в услышанное.
– А что такого? За ними будут хорошо ухаживать!
– Но… это ведь так далеко!
– Я же говорю, что скоро все, кто пожелает, смогут туда отправиться! – развела руками Полина.
– А почему бы не оставить детей здесь до завершения строительства? – спросила я. – А потом все вместе бы и уехали?
– Я так и хотела, – вздохнула Полина. – Только Александра говорит, что детям нельзя тут оставаться: мы не можем рисковать ими. Александра считает, что здесь, так близко от города, дети в опасности, а там, далеко от так называемой цивилизации, их жизни и здоровью ничто не будет угрожать.
Разговор с Полиной меня озадачил, однако благодаря ей организация «Родуницы» постепенно переставала быть для меня темным лесом и что-то до боли напоминала. Однако делать выводы рано, и я решила получше разобраться в происходящем, прежде чем разговаривать с Андреем и Карпухиным. В первый же день пребывания Александра попросила меня отдать все средства коммуникации. Когда я спросила, к чему такие предосторожности, она сказала, что в общине все ведут простую жизнь, и раз уж я пришла сюда, прельстившись «естественными» родами, то должна принести небольшую жертву в виде отказа от общения с внешним миром.
– А если случится что-то серьезное, о чем необходимо сообщить? – спросила я, передавая Александре один из мобильников и ноутбук, который, к сожалению, не успела спрятать и оставила на столе в комнате, которую мы делили с Полиной. К счастью, Андрей выдал мне еще один телефон, который оставался в сумке.
– Ну, я же не торгую телефонами! – рассмеялась Александра. – Все они будут в конторе в целости и сохранности. Если понадобится, мы всегда сможем связаться с «большой землей». Но ты должна понимать одну простую вещь, Агния: чтобы обеспечить хорошую, здоровую атмосферу в «Родунице», мы должны как можно меньше общаться с внешним миром. Ты ведь сама избрала этот способ, верно? Могла бы пойти по традиционному пути, а здесь у нас свои порядки. Постепенно ты всему научишься и начнешь находить удовольствие в том, что ничто извне не вмешивается в принятый тут распорядок!
Она говорила настолько дружелюбно и убедительно, что, будь я человеком сторонним, не имеющим вполне определенной цели, обязательно попалась бы на эту удочку. Я выполнила просьбу Александры, чем полностью ее удовлетворила.
«Родуницу» в полной мере можно было назвать царством женщин – за исключением дурачка-садовника по имени Петька и дюжего тридцатилетнего парня, выполнявшего всю тяжелую, «неженскую» работу в коммуне. Этот здоровяк по имени Сергей возил в общину продукты – муку, крупы, соль и сахар. Как объяснила Александра, зелень, картошка и другие овощи выращивались в общине «сестрами» – таким образом, термин «естественное» применим и к питанию. Что ж, я могла причислить это только к плюсам «Родуницы». Сергей отличался молчаливостью, и лицо его не выражало ни капли интеллекта, поэтому у меня не возникало желания с ним общаться. Вторым мужчиной был вышеупомянутый садовник Петька. Инвалид детства, он выглядел придурковато, но был безобиден. Петька всегда улыбался, страшно любил со всеми здороваться и спрашивать: «Как дела?» Несмотря на явные неполадки с головой, улыбающийся Петька, сверкающий гладким лысым черепом, поднимал настроение при одном лишь взгляде на него. О его возрасте я даже предположений не строила – садовник относился к той породе людей, которым можно спокойно дать от тридцати до пятидесяти. Садовником он был прирожденным, и в его руках все спорилось: казалось, растения зацветали, стоило ему прикоснуться к стеблю. Именно его заботами в каждом домике «Родуницы», где проживали «сестры», красовались яркие цветы – красные, белые и розовые шапочки гераней, гибискус, азалии и даже орхидеи. У Петьки имелась маленькая оранжерея, где он выращивал редкие растения. Александра, по словам Полины, не слишком одобряла то, что нельзя съесть, но Петьке не мешала: все-таки он приносил большую пользу общине. Однако общение между двумя мужчинами и «сестрами» было сведено к минимуму – даже ели они отдельно, а не в общей столовой. В целом распорядок дня в «Родунице» напоминал армейский, разве что без тамошней муштры. В восемь утра завтрак, состоящий из овсяной или пшенной каши, салата и домашнего йогурта. Готовили дежурные по кухне – еще одна параллель со срочной службой. Затем все отправлялись на зарядку. В нее входили упражнения, напоминающие обычный «набор для беременных». Единственным отличием являлась музыка, под которую мы занимались, – протяжная, заунывная, чем-то напоминающая григорианское песнопение. Одна из уже разродившихся «сестер» показывала движения, мы послушно повторяли за ней. Иногда приходила Александра. Эта женщина интриговала меня. Она походила на настоятельницу монастыря. Ее невысокая, полная фигура, затянутая в темно-коричневое платье с повязанным поверх него черным передником – ни дать ни взять школьная форма времен советской власти! – сопровождала нас по всей территории, словно тень отца Гамлета. Ее постоянное присутствие напрягало – не только меня, но и многих других, особенно тех девушек, которым не нравились суровые порядки. Такие пытались прятаться по углам – в основном в хозяйственных постройках: пару раз я видела, как они выскальзывали оттуда. Думаю, девчонки курили, так как Александра категорически запрещала заниматься этим на территории общины.