– И все-таки я настаиваю на встрече.
– Уже настаиваете? А поначалу только просили, – с каким-то непонятным мне упреком заметила Валентина. – Вы знаете, я, пожалуй, откажусь.
– Даже несмотря на то, что Юле очень нужна ваша помощь?
– Я не знаю, где она все это время была и где она сейчас, а вот мой сосед, он, знаете ли, рядом.
– Ясно, вы опасаетесь Грибова, – резюмировала я.
– Можно сказать и так, – подтвердила Валентина, ничуть не смущаясь этого.
– А как же женская солидарность? – привела я последний оставшийся у меня в запасе аргумент.
– А она бывает? – искренне усомнилась моя собеседница.
– Я до сих пор считала, что бывает.
– А вы идеалистка, что удивительно для вашей профессии, – усмехнулась Валентина.
– Вы заблуждаетесь, я – реалистка. И знаете, какой вопрос меня в данный момент больше всего занимает?
– Ну и какой?
– Как Павел Игоревич отреагирует на то, что вы знали правду, но молчали? Вы сами-то как думаете? – я дала возможность Валентине самостоятельно ответить на этот вопрос.
– Ну, хорошо, – сдалась-таки она, сделав правильные выводы. – Я сейчас собираюсь в СПА-салон, там я пробуду до двенадцати. Напротив есть кафе «Кэт». Вы знаете, где это?
– На Селекционной улице? – уточнила я.
– Правильно. Давайте там и встретимся. Только предупреждаю сразу – это ненадолго. К часу мне надо быть уже в другом месте.
– Договорились, – я отключилась и только потом поняла, что забыла обговорить с Валентиной, как мы узнаем друг друга.
Ладно, как-нибудь соображу…
* * *
Я тоже была бы не против посетить СПА-салон, но пока у меня имелись дела поважнее. Надо было встретиться с Дедикиным, поэтому я поехала в Дом детского творчества. Зайдя туда, я сразу обратила внимание, что Иван Кузьмич, как и в прошлый раз, читает журнал. Он поднял на меня глаза только тогда, когда я остановилась прямо перед ним.
– Я так сразу и понял, что это ты вчера мной интересовалась. Ну что, Таня, вляпалась? – по-отечески снисходительно поинтересовался Дедикин.
– Ага, – подтвердила я.
– А ведь я тебя предупреждал, что лучше с Павлом не связываться, – Иван Кузьмич убрал журнал в ящик стола, давая тем самым понять, что готов к диалогу.
– Да, вы меня предупреждали, но к тому моменту я уже была связана с Грибовым договорными отношениями.
– Ясно, раз дала согласие на него работать, отказаться уже не было возможности, – бывший сыщик понимающе кивнул. – Знаем, плавали… Ну и как успехи?
– Юлю я нашла в одной из стран СНГ, а потом задалась вопросом – что мой клиент предпримет после того, когда я опишу ему ее ежедневные маршруты?
– Хороший вопрос. Я тоже его себе задавал, когда взялся за расследование, – Дедикин замолчал, потому что в здание вошла женщина с ребенком. Остановившись неподалеку от нас, она стала изучать расписание кружков.
Наш разговор не был предназначен для посторонних ушей, но, как назло, мимо нас то и дело стали сновать сотрудники Дома творчества, дети и их родители. Дождавшись, когда мы наконец останемся в холле одни, я возобновила диалог:
– Иван Кузьмич, так уж случилось, что вы взялись за это дело едва ли не по горячим следам. Два года спустя мне намного сложнее восстановить картину произошедшего. Помогите мне, пожалуйста.
– Таня, мне ведь не удалось закончить расследование. Я просил у Грибова еще хотя бы три дня, но, вероятно, выбрал для этого не самый подходящий момент. Он взъерепенился и в конечном итоге я оказался здесь, – Дедикин обвел взглядом холл.
– Но ведь что-то вам удалось сделать? – не унималась я.
– Да, я практически нашел Юлю. Она сбежала в Питер, к своей тетке. С самой Алферьевой я не разговаривал, но зато побеседовал с ее родственницей. Милейшая она женщина, надо сказать! Наталья накормила меня, чаем с липовым цветом напоила. Я ведь еще в поезде насморк подхватил… Да не об этом речь, – спохватился Дедикин. – Наталья рассказала мне о том, что заставило ее племянницу сбежать от Грибова, точнее, кто.
– Гудков, – проявила я свою осведомленность.
– Совершенно верно. Проработав четверть века оперативником, я научился безошибочно распознавать, когда люди врут, а когда говорят правду. Так вот, Наталья меня не обманывала. По ее словам, Юля приехала к ней в Питер заплаканная, напуганная и почти что налегке. В смысле, не было у нее с собой ни денег, ни бриллиантов, ни мехов…
– То есть вы поверили Наталье на слово? – уточнила я.
– Таня, я привык доверять, но проверять, – бывший опер лукаво прищурился, – поэтому поговорил еще и с соседями. Нашлась свидетельница, которая видела, как Юля плелась от станции метро с двумя чемоданами и шмыгала носом, производя впечатление провинциалки, у которой на вокзале украли документы и деньги. Если бы Алферьева на самом деле полностью обобрала бы своего сожителя, то она подкатила бы к дому своей тетки на такси и с торжествующим видом взирала бы на то, как водитель выгружает из багажника бесчисленное множество туго набитых чемоданов и дорожных сумок.
– Да, скорее всего, так и было бы, – согласилась я.
– Так что все подтвердилось – обчистила Грибова не Алферьева. И повод для бегства из Тарасова у нее имелся. Бедняжка очень боялась Павла. Я посчитал своим долгом найти доказательства Юлиной невиновности, чтобы донести эту информацию до клиента. Это было одно из моих первых частных расследований, поэтому я по инерции бросился устанавливать истину, а не защищать интересы своего клиента, – самокритично признался Дедикин. – Таня, ты ведь не первый год занимаешься частным сыском. Скажи, тебе всегда удается совмещать и то и другое?
– До сих пор удавалось, но это расследование может стать камнем преткновения. Находясь в плену заблуждений, Грибов изначально дезориентировал меня. А учитывая то, что он не признает другого мнения, кроме своего собственного, переубедить его в чем-либо сложно. Но я думаю, что с вашей помощью у меня это получится. Иван Кузьмич, вам удалось найти хоть какие-то доказательства?
– Вернувшись из Санкт-Петербурга в Тарасов, я первым делом нашел Валентину Мазепову, соседку Павла. По словам Натальи, она могла подтвердить, что ограбление квартиры произошло уже после того, как Юля покинула этот город. Но свидетельница пошла в полный отказ. Она заявила, что даже не в курсе того, все еще живет Алферьева с Грибовым или уже нет. Ни о каком ограблении его квартиры она вообще ничего будто бы не слышала. У меня не было никаких рычагов, чтобы на нее надавить, – развел руками Дедикин.
– Эту женщину можно понять – она боялась своего грозного соседа.
– Я догадался, поэтому оставил ее в покое. Поговорить с остальными соседями у меня не было никакой возможности, ведь клиент меня на это не уполномочивал – он не хотел выносить сор из избы. Но я попытался получить записи с камер видеонаблюдения, которые установлены в их дворе. Только оказалось, что они стоят лишь для проформы, а запись не ведется. Так что меня снова постигла неудача, но я все еще не терял надежды найти доказательства Юлиной невиновности. – Иван Кузьмич замолчал, провожая взглядом группу подростков, прошедших мимо нас. Когда они вышли на улицу, он продолжил: – Кроме всего прочего Грибов обвинял Алферьеву в том, что она разбила его «Лексус» прямо около гаража. В поисках свидетелей этого происшествия я отправился в гаражный кооператив. Там камер видеослежения не было совсем. Поговорив с охранниками, я узнал, в чью смену около бокса Грибова появились осколки фар и фрагменты бампера его автомобиля. Но вот беда – тот, кто дежурил в ту ночь, ничего вспомнить не смог! Весь вечер, сидя в своей будке, он в одиночку цедил белую, после чего всю ночь мертвецки спал. И повод у него для пьянства был железный – день рождения горячо любимой тещи.