Ба-баммм!

Я ничего не ответила и молча рассматривала цветок росянки, пробившийся сквозь щель на тротуаре. Обращение «мисс» слегка меня задело. Я не могла понять: то ли это формула вежливости, к которой я не привыкла, то ли насмешливый намек на то, что я до сих пор не замужем. В этих краях быть одинокой, когда вам хотя бы немного за тридцать, – странное явление.

– Порядочный человек скорее уволится, чем станет писать о мертвых детях. – (Ба-баммм!) – Это приспособленчеством называется, мисс Прикер.

По другой стороне улицы, еле волоча ноги, шел старик с пакетом молока в руках, направляясь к дому, обшитому белыми панелями.

– Вы правы, сейчас я чувствую, что поступаю не очень порядочно.

Я решила, что с Викери лучше не спорить. Мне хотелось расположить его к себе, не только для того, чтобы облегчить себе задачу, но и потому, что своим ворчанием он напоминал Карри, по которому я успела соскучиться.

– Но ведь небольшая огласка могла бы привлечь внимание к этому делу и помочь следствию. Так уже бывало.

– Черт. – Он повернулся ко мне и бросил молоток, который с глухим стуком упал на землю. – Мы уже просили помощи. Теперь из Канзас-Сити время от времени приезжает специальный следователь и остается здесь на несколько месяцев. Но и он не может распутать это проклятое дело. Говорит, что, наверное, какой-нибудь психопат путешествовал автостопом, высадился в наших краях, ему здесь понравилось и он решил остаться тут на год. Но ведь город не такой большой, и я уверен, что не встречал здесь никаких подозрительных приезжих.

Он многозначительно посмотрел на меня.

– Здесь есть лес, очень большой и густой, – заметила я.

– Преступник не чужак. Полагаю, вы и сами об этом догадываетесь.

– Вам, наверно, хотелось бы, чтобы он был не отсюда.

Викери вздохнул, закурил и обвил рукой дорожный знак, словно желая его защитить.

– Конечно хотелось бы, черт возьми, – ответил он. – Никогда не приходилось расследовать убийства, но я же не идиот.

Теперь я жалела, что налакалась водки. Мои мысли испарялись, и я не могла придумать, о чем его спрашивать дальше, чтобы поддержать разговор.

– Вы считаете, что убийца из Уинд-Гапа?

– Без комментариев.

– Не для записи. Скажите, зачем было бы местному жителю убивать детей?

– Энн однажды убила палкой птицу у соседей. Меня вызывали по этому поводу. Она заточила палку отцовским охотничьим ножом. А что касается Натали, ее семья приехала сюда из Филадельфии два года назад, после того, как эта маленькая чертовка всадила ножницы в глаз своей одноклассницы. Ее отец уволился из какой-то крупной фирмы, чтобы они смогли начать новую жизнь. В этом штате, где вырос его дед. В маленьком городке. Можно подумать, здесь своих проблем мало.

– Например, трудных детей здесь знают все.

– Вот именно.

– Значит, вы считаете, что детей могли убить из ненависти? Кто-то невзлюбил именно этих девочек, – может, они чем-то ему насолили и он убил их из мести?

Викери задумчиво потер кончик носа, почесал усы. Он посмотрел на молоток под ногами, по всей видимости раздумывая, поднять его и продолжить работу или поговорить со мной еще. В этот момент к нам подлетел черный седан. Не успел он остановиться рядом, стекло со стороны пассажирского места опустилось. В окне показалось лицо водителя в темных очках.

– Привет, Билл. Мы, кажется, договаривались встретиться в это время в твоем кабинете?

– Мне работу надо доделать.

Это был детектив из Канзас-Сити. Он посмотрел на меня, привычным жестом опустив очки. Но один глаз тут же закрыла прядь светло-каштановых волос.

«Глаза голубые», – заметила я.

Он улыбнулся мне, сверкнув безупречно белыми, как подушечки «Дирола», зубами.

– Привет! – Он перевел взгляд на Викери, который нарочно наклонился, чтобы поднять молоток, потом снова на меня.

– Привет, – ответила я, переминаясь с ноги на ногу и комкая манжеты.

– Билл, подвезти тебя? Или тебе больше нравится пешком? Если хочешь, я куплю нам по стаканчику кофе и подожду тебя на участке.

– Я не пью кофе, пора бы уже заметить. Буду на месте через пятнадцать минут.

– Хорошо бы через десять. Мы уже опаздываем. – Детектив снова посмотрел на меня. – Билл, может, все-таки поедешь со мной?

Викери молча покачал головой.

– Кто эта девушка, Билл? Я думал, что уже знаком со всеми уиндгапчанами. Или как сказать?.. Уиндгапцами? – Он ухмыльнулся.

Я стояла молча, как застенчивая школьница, надеясь, что Викери меня представит.

Ба-баммм!

Викери сделал вид, что не слышит. В Чикаго я бы смело протянула руку, с улыбкой представилась – да еще и позлорадствовала бы, увидев его растерянное лицо. А здесь словно язык проглотила, только глядела на Викери.

– Ладно, до встречи на участке.

Окно закрылось, и машина уехала.

– Это следователь из Канзас-Сити? – спросила я.

Вместо ответа, Викери закурил новую сигарету и ушел.

Старик на другой стороне улицы только поднялся на верхнюю ступень своего крыльца.

Глава четвертая

В мемориальном парке имени Джейкоба Дж. Гарретта кто-то синей аэрозольной краской изрисовал основание водонапорной башни причудливым узором, что выглядело неожиданно изящно, точно вязаные пинетки на детских ножках. Этот парк, где Натали Кин в последний раз видели живой, был безлюдным. Над бейсбольной площадкой витала пыль, поднимаясь на несколько метров над землей. У меня от нее запершило в горле, как от слишком крепкого чая. Опушка леса заросла высокой травой. Я удивилась, что никто не приказал ее скосить, уничтожить, как камни, над которыми плавало тело Энн Нэш.

В школьные годы мы все собирались в парке Гарретта по выходным – одни пили пиво, другие курили травку, третьи, едва углубившись в чащу леса, предавались сексуальным забавам. Там, когда мне было тринадцать лет, меня впервые поцеловал парень-футболист. Он жевал табак, запах которого поразил меня сильнее, чем сам поцелуй. Потом я отошла за его машину и там оставила весь выпитый мной винный коктейль и съеденные фрукты.

– Здесь был Джеймс Кэписи.

Я обернулась и увидела мальчика лет десяти, светлые волосы коротко острижены, в руках ворсистый теннисный мячик.

– Джеймс Кэписи? – переспросила я.

– Это мой друг, он был здесь, когда она забрала Натали, – сказал паренек. – Джеймс ее видел. Она была в ночной рубашке. Они кидали летающую тарелку возле леса, а потом она утащила Натали. Она могла забрать Джеймса, но он оставался на площадке. Поэтому она схватила Натали, которая оказалась рядом с лесом. Джеймсу здесь нравилось из-за солнца. Вообще ему не разрешают играть на солнце, потому что его мама больна раком кожи, но он все-таки играет. Точнее, раньше играл.