Никакого результата. Он не знал, что C-4 не может сдетонировать без первоначального запала. Стефан заметил, откуда раздались выстрелы. Бен едва успел спрятаться в укрытие, как град пуль обрушился на скалы, над которыми десять тысяч лет трудилась природа, прежде чем ей удалось стереть их.

На этот раз у них не было шансов. Петер похлопал себя по боку, словно автомат мог вновь появиться там. И патронов у них тоже больше не было. Это конец.

Но Стефан не знает этого! Он не подойдет, пока…

Грохот прекратился, и маленький круглый предмет размером с теннисный мячик шлепнулся совсем рядом, издавая шипение.

Петер сразу увидел его.

Граната!

Левой рукой вцепившись в Бена, он изо всех сил рванул вперед, вниз по склону. Они рухнули на землю в тот самый момент, когда граната взорвалась. У них заложило уши и перехватило дыхание.

Снежный покров по другую сторону стоящих треугольником скал задрожал. Послышался нарастающий гул, и огромная белая волна поднялась над землей, стала расти, набирать объем — и с ревом понеслась в долину.

Стефан и двое других тут же осознали опасность. Они бросили оружие и понеслись прочь от преследовавшего их снежного монстра. Монстр открыл пасть, обнажил зубы и проглотил троих лыжников. Он жевал, глотал и переваривал их. Лавина сдавила тело Стефана так, что активизировался пульт управления взрывным устройством, лежавший у него в кармане. Фанни, стоявшая ближе всех к краю прохода, быстро отскочила в сторону, но лавина взмахнула «хвостом» и сорвала с нее лыжи. Фанни кувырком полетела вниз и исчезла в клубах белой пыли.

Обсерваторию на Пик-дю-Миди осветили лучи восходящего солнца. И вдруг, в этот самый момент, она превратилась в пылающий шар. Обломки разлетелись, оставляя в небе спирали черного дыма.

Петер очнулся от боли в руке. В ушах шумело так сильно, что он не мог разобрать, что говорит ему Бен. С другой стороны склона в небо поднимался столб белого дыма.

— Лавина… — пробормотал он. — Сошла лавина!

Его собственные слова доносились как будто издалека.

Затем он заметил пламя и дым, поднимавшийся над вершиной горы. Все взлетело на воздух. Он увидел, как зашатались опоры подвесной дороги и со свистом унеслись вдаль, словно их втянул гигантский пылесос.

Он попытался подняться и почувствовал, что с трудом держится на ногах. Бен был в таком же состоянии. Они вскарабкались на выступ и стали смотреть на снежную лавину, поглотившую их преследователей.

— Надо идти, — сказал Петер.

Бен понял его и сделал ему знак, что еще не пришел в себя после ударной волны.

— Мы избавились от них! У нас есть пять минут, — крикнул он.

— Если Эмме удалось покинуть остров, я хочу быть уверен, что с ней больше ничего не случится. Что ГУВБ оставило ее в покое.

— И как ты собираешься это сделать? Ведь у нас больше нет фотоаппарата, а там все горит! У нас только признание Грэма, и я сомневаюсь, что журналисты заинтересуются историей, автор которой мертв, а его слова просто записаны на диктофон!

Петер достал из кармана карту памяти фотоаппарата.

— Чудеса цифровой техники, — прокомментировал он.

В карман набился снег, карта была влажной. Бен вытер ее и вставил в свой телефон. Появилось сообщение: «Чтение карты памяти».

На экране возникла фотография документа.

— Работает! — радостно воскликнул он, протягивая телефон Петеру.

Тот увеличил изображение, четкость изображения была прекрасной, можно было прочитать каждую строчку. Он перелистал страницы, все было на месте.

Даже фотографии в личных досье были хорошего качества, любое лицо можно было узнать. Они мелькали перед глазами Петера.

И все они были на острове. Там же, где Эмма.

Вдруг одно лицо показалось ему знакомым. Он увеличил изображение и убедился, что не ошибся. Он уже где-то видел этого человека.

— О, нет! — воскликнул он.

— В чем дело? — спросил Бен. — Проблема с картой?

Петер указал ему на экран:

— Узнаешь его?

— Кажется, да… Это один из тех двоих, что были с Эммой!

Они видели этого человека во время сеанса связи с Эммой. Изображение было не очень хорошим, и связь вскоре оборвалась, однако Петер был уверен: это был один из спутников Эммы.

— Его зовут Иван Франсуа, — прочитал Петер. — До того как Грэм его похитил, он отбывал пожизненное заключение по обвинению в двенадцати жестоких убийствах. Это изобретательный садист, ему нравится контролировать ситуацию. Любимый прием — выдавать себя за другого человека и часами играть с ничего не подозревающей жертвой.

Бен стремглав бросился в долину.

60

Матильда бредила. Уже два часа ее трясло в лихорадке. Снаружи бушевала гроза, океан бился о стены барака.

— Как девочка себя чувствует? — спросил Монговиц.

— Ей нужен врач, — ответила Эмма. — Я смогла удалить один осколок, второй слишком глубоко у нее в ноге, и я не хочу рисковать. Они еще не появились?

Монговиц покачал головой. Он уже два часа дежурил на пороге с дробовиком Эммы в руках, хотя патронов уже не было.

— Но я знаю, они где-то наверху, наблюдают за нами. У некоторых из них есть приборы ночного видения!

— Я их тоже видела.

Эмма гладила Матильду по голове, обнимала Оливье. Мальчик закрыл глаза и, казалось, спал, несмотря на отвратительный запах. Два трупа, которые Тим и Эмма обнаружили здесь в первый раз, все еще лежали там, когда она встретила Монговица. Они сбросили их в воду, но зловоние не исчезло.

— С таким снаряжением они попадут даже в комара, — сказал Монговиц. — Они знают, что мы зажаты в утесах и эта тропинка — единственный выход. Держу пари, они поджидают нас наверху.

— Который час?

— Полночь.

— Надеюсь, Тиму удалось вывести катер — и он придет. Он не оставит нас одних.

— На него можно положиться?

— Думаю, да.

— А вот я не уверен.

— Почему?

— Он не хотел спасать Матильду и Оливье.

— Он думал, что их уже нет в живых. Он считал это самоубийством и был прав.

— Но вы же это сделали…

— У меня самой дети. Мать не может поступить по-другому.

Дождь хлестал в открытую дверь, брызги попадали на Монговица, но он не обращал на них внимания. Он смотрел на сидевшую в темноте Эмму и две маленькие фигурки, прижавшиеся к ней.

— Я знаю, почему вы их спасли, — сказал он. — Вы разрываетесь между ужасной реальностью и надеждой. Вы верите в это «шестое вымирание», вы знаете, что человек идет к своей гибели, а это невыносимо, когда у тебя есть дети. Когда вы пошли спасать Матильду и Оливье, вы бросили вызов смерти. Вы хотели спасти надежду — будущее ваших детей. Вы хотите в это верить. Я прав?