Они сняли дом в деревне на все лето. Это были первые каникулы после трагических событий, которые они проводили все вместе, всей большой семьей.
Петер потянулся, глядя на звезды.
За спиной у него открылась дверь, послышались крики играющих детей.
Матильда и Оливье быстро привыкли к новому дому, к новой жизни. Даже Зак, реакции которого Петер опасался, постарался помочь им начать новую жизнь в новой семье. Оливье было труднее привыкнуть, чем его сестре, он был неразговорчив, старался больше времени проводить в одиночестве. Его продолжали мучить кошмары, он писался в кровать.
Но Петер надеялся. Это было в его характере. Оливье — это был ручеек, который перекрыла жизнь и вынудила его уйти под землю. Но его вода была живая, наполненная силами, повторял себе Петер. Достаточно помочь ему пробиться на поверхность, и рано или поздно он вновь вырвется на свободу.
Эмма пришла и прижалась к нему.
— Тебе нужна тишина? — догадалась она.
— Хочется погулять, подумать. Пойдешь со мной?
Он взял ее за руку, и они подошли к пруду на краю леса. Где-то рядом ухала сова. Тысячи звезд отражались в воде.
— Как прекрасны моменты тишины, которые дарит нам Земля, — прошептал Петер. — Я много думал обо всем этом, — продолжил он, доставая из кармана флешку.
— Что это?
— Все архивы Грэма и его свидетельские показания. Последняя копия.
— А конверты у нотариусов?..
— Их никогда не существовало.
Петер любовался пейзажем, потом с нежностью посмотрел на жену.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— Знаешь, если планета решила освободиться от нас, надеяться не на что.
Эмма, разомлевшая под боком у мужа, была настроена более оптимистично.
— Возможно, она недооценила нашу способность сопротивляться.
— Именно поэтому зло тоже приходит изнутри. Вопреки нашим инстинктам, нарастающим деструктивным стремлениям, однажды наступит день, когда мы окажемся бессильны.
— Поэтому я уверена, что они не прекратили исследования. Вместо Грэма пришел другой человек, и они возобновили работу. Надеюсь, другими методами.
— Ты действительно считаешь, что можно сделать что-то вопреки нашим собственным генам?
— Исследования — это надежда. Поэтому я и хочу сделать работы Грэма достоянием общественности. Возможно, все вместе мы добьемся успеха.
— Нет, ты можешь сколько угодно пытаться изменить тот или иной вид живых существ, но жизнь сильнее. Она всегда найдет дорогу, чтобы восстановить свои права. Именно такой урок сейчас нам преподает Земля.
Петер подкинул флешку на ладони. Потом подошел к кромке воды, собираясь выбросить ее. Эмма остановила его:
— Ты хочешь лишить наших детей надежды?
— Я хочу сохранить в них немного невинности.
— Но то, что на этой флешке, могло бы многое изменить.
— Это не надежда, это иллюзия. Мы ничего не изменим. Это судьба.
— Ты говоришь так, будто цитируешь Писание… — Эмма улыбнулась, но сказала это совершенно серьезно.
— Все записано в наших генах. И когда я вспоминаю об апокалипсисе, я знаю… что-то внутри меня знает, что он неотвратим.
Эмма накрыла его руку своей.
— Пошли, — сказала она, — я хочу рассказать тебе самую красивую историю, которую Земля поведала нам. А потом ты решишь, что делать.
Она увлекла его за собой на траву, освещенную лунным светом.
— Это история без слов. Это история чувств. Инстинктов.
И она начала раздеваться.
Париж. Лорен Де Брей шла через холл Восточного вокзала.
Было поздно, и последние пассажиры спешили по домам. Уборочная машина проскочила перед ней на полной скорости в то время, как она приближалась к скамье, на которой ее дожидался агент, читающий газету.
Она села и положила ему на колени маленький белый конверт.
— Там всё, — сказала она. — Я скопировала всю картотеку моего мужа.
— Прекрасно. Это ставит нас в один ряд с ГУВБ. Он ничего не заметил?
— Нет, я была осторожна.
— ГУВБ всё зачистило, больше ничего не осталось?
— Ничего. Несколько подопытных сбежали с острова, но анализ снимков со спутника, к счастью, позволил во время спохватиться и проследить их маршрут. Они захватили яхту, но их уничтожили вместе с ней.
— Разумно. Узнаю почерк Де Брея. А вы уверены, что работы Грэма не будут продолжены?
— Абсолютно уверена. Мой муж давал деньги на всю эту операцию и решил прекратить финансирование. «Напрасный труд», — написал он в своих бумагах. Вы сами прочтете.
— Хорошая работа.
— Немецкая разведка довольна? — насмешливо спросила она.
— Не смейтесь, Лорен. Вообще-то, они здорово надрали нам задницу. Когда им нужна помощь, они тут как тут, но когда приходит пора отвечать — они умеют заставить забыть о себе. Национальная безопасность, черт побери! Армия очень надеялась использовать разработки Грэма! Но тут наши взгляды расходятся…
— Теперь я могу идти?
Человек взглянул на свою собеседницу:
— Как вы себя чувствуете? Мне кажется, вы напряжены.
— Я прекрасно себя чувствую. У меня идеальная жизнь, многие могут мне позавидовать.
— Многие? Те, кто готов жить с тем, кого не любят?
— Я знаю Франсуа Де Брея лучше, чем кто-либо еще. Я знаю его маленькие секреты, знаю, какие скелеты он прячет в шкафу. Вначале он был мне отвратителен. Но каким бы жестоким он ни был в своей работе, он остается человеком. А когда долго живешь с кем-то, то уже не можешь все время ненавидеть его. Я даже по-своему привязалась к нему.
— Старайтесь не поддаваться этому чувству. Ведь однажды вы можете получить приказ исчезнуть, когда нам понадобится… решить проблему.
— Решить проблему? Довольно грубая формулировка. Послушайте, не стоит требовать от меня слишком многого. Вы не забыли, что у нас дочь? И потом, до сих пор вам ведь было выгодно, что я привязана к нему, правда?
— Нам. Это выгодно нам. Лорен, не забывайте, на чьей вы стороне. И прекратите говорить «мой муж», вам уже пора отдаляться от него.
Она засмеялась:
— Службы вроде вашей все-таки не должны забывать, что спецагенты тоже люди.
Больше она ничего не сказала, встала и ушла.
Человек спрятал конверт во внутренний карман куртки, сложил газету и покинул скамью. Теперь ему нужно вернуться в Берлин и все уладить. Информация есть информация, даже если она касается завершенной операции. Лучше, чтобы тебе было известно столько же, сколько врагу. На этом и держится стабильность власти.