Не должно было всё так кончиться, подумал я. Это неправильно…
Все трое стояли и смотрели на меня. А я смотрел на них. Это было всё, что я мог сделать.
Храбрый Каркун. По крайней мере, кишка не тонка взглянуть своей смерти в глаза.
— Ты ведь ничего не видел, да? — мягко спросил Ловец.
У меня по спине заскользили холодные ящерицы. Этот голос принадлежал одному из тех мёртвых солдат, которые кромсали Твёрдого.
Я помотал головой.
— Ты был слишком занят Твёрдым, а потом был с Вороном.
Я слабо кивнул. Мои коленки превратились в студень. Если бы не это, я бы уже удирал без оглядки. Глупо получилось бы, если бы я так и сделал.
— Тащи Ворона на ковёр Несущего, — сказал Ловец и махнул рукой.
Подталкивая, поддерживая и что-то пришёптывая, я помогал Ворону идти. Он не имел ни малейшего представления о том, где находится и что делает, однако позволил мне направлять его.
Я очень беспокоился. У него не было никаких явных повреждений, просто поведение его было ненормальным.
— Надо доставить его сразу в мой госпиталь, — сказал я.
Мне никак было не взглянуть Несущему Шторм в глаза, равно как и не мог я придать своим словам соответствующую интонацию. Всё, что я говорил, звучало как мольба.
Ловец потребовал, чтобы я сел на его ковёр. Я шёл к нему со всем энтузиазмом свиньи, которую ведут на бойню. Он мог просто шутить со мной. Падение с его ковра будет лучшим средством избавиться от сомнений насчёт моей способности держать язык за зубами.
Он подошёл к ковру вслед за мной, бросил туда свой меч и уселся сам. Ковёр взмыл вверх и заскользил к громаде Лестницы.
Охваченный непонятным чувством стыда, я посмотрел назад, на неподвижные фигуры на лугу. Неправильно всё было, неправильно… Но что ещё я мог сделать?
Что-то золотистое, что-то похожее на бледную туманность в глубине ночного неба появилось в тени, которую отбрасывал один из каменных столбов.
Моё сердце чуть не остановилось.
Капитан затянул обезглавленную и деморализованную армию повстанцев в ловушку. Последовала кровавая бойня. Малочисленность и усталость не позволили Гвардии сбросить повстанцев с горы. Самодовольные Поверженные нам тоже не помогали. Нам не хватило, наверное, одного лишь свежего батальона, одной колдовской атаки.
Ворона я лечил на ходу, положив его на последнюю из вереницы повозок, направляющихся на юг. Уже несколько дней он был не в себе, всё ещё отрешённо глядел на окружающее. Забота о Душечке, конечно, легла на мои плечи. Ребёнок помогал отвлечься от горьких мыслей и подавленного состояния, вызванных очередным отступлением.
Может быть, именно так она и благодарила Ворона за его великодушие?
— Это наш последний отход, — пообещал Капитан.
Он не называл это бегством, но также и не смел назвать это движением в тыл, отступательным манёвром, или как-нибудь ещё. Капитан не упоминал о том, что если последует ещё одно отступление, то оно будет уже после всеобщего конца. Падение Амулета будет означать смерть империи Леди. В любом случае Анналам придёт конец, и в истории Гвардии будет поставлена точка.
Да благословят вас боги, последних, оставшихся из воинского братства. Вы были для меня семьёй и домом…
Появились новости, до которых нас не допускали у Лестницы Слезы. Известия об остальных армиях повстанцев, продвигающихся с севера западнее нас. Перечень павших городов был длинен и приводил в уныние, даже несмотря на то, что был не полон. Бегущие солдаты всегда преувеличивают силу своего противника. Это немного смягчает их ощущение униженности.
Мы с Элмо шли по длинной, плавно изгибающейся тропинке, бегущей меж плодородных угодий, раскинувшихся на севере Амулета.
— Как-нибудь, когда вокруг не будет никаких Поверженных, — сказал я, — почему бы не намекнуть Капитану, что было бы неплохо разорвать отношения между Гвардией и Ловцом Душ.
Он удивлённо посмотрел на меня. С недавних пор я часто замечаю на себе такие взгляды своих старых товарищей. С тех пор, как мы уничтожили Твёрдого, я стал мрачным, суровым и неразговорчивым. Правда, и в лучшие времена радость тоже не била из меня фонтаном. Постоянное давление надломило мой дух. Я не мог себе позволить излить душу в Анналах из-за страха, что Ловец как-нибудь узнает, что я там записал.
— Наверное, будет лучше, если нас не слишком тесно свяжут с его именем, — добавил я.
— Что там произошло?
К этому времени все уже знали суть случившегося; то, что Твёрдого убили, а Повешенный погиб. Мы с Вороном — единственные солдаты, которые выбрались оттуда живыми. Всех мучила ненасытная жажда подробностей.
— Я не могу тебе рассказать. Но ты скажи Капитану, когда поблизости не будет Поверженных.
Элмо подумал и сделал для себя выводы, почти правильные.
— Хорошо, Каркун, скажу. Не беспокойся.
Я не буду беспокоиться. Если Судьба мне это позволит.
В этот день до нас дошли новости об очередных победах на востоке. Повстанцы сдавали свои позиции со скоростью, с какой только могли передвигаться войска Леди.
И в этот же день мы узнали, что все четыре северные и западные армии повстанцев остановились на отдых, для пополнения своих рядов и подготовки к штурму Амулета. Между ними и Башней никого не было. Просто никого, кроме Чёрной Гвардии и сборища беженцев.
А в небе была комета, этот злой предвестник всех крутых поворотов в нашей судьбе.
Конец близок.
Мы всё бежим и бежим, навстречу последнему свиданию с нашим злым роком.
Я должен описать ещё один момент в этой истории, касающейся Твёрдого. Это произошло в трёх днях пути к северу от Башни. Собственно, это был ещё один сон, как тот, который я видел на Лестнице. Такой же золотой сон, который, возможно, вовсе даже не был сном, пообещал мне: «Моему верному нечего бояться». Ещё раз я на мгновение увидел то убийственно красивое лицо. А потом всё исчезло, вернулся страх, нисколько не уменьшившись.
Прошли дни, уползли мили. Огромный, отвратительный куб Башни поднялся над горизонтом. А в ночном небе всё ярче сверкала комета.
Местность постепенно становилась серебристо-зелёной. Заря залила окружённый стенами город малиновым светом. Тронутая солнцем роса засверкала золотистыми бликами. Туман начал сползать в низины. Трубы заиграли зарю.
Лейтенант, заслонив глаза от света, прищурился. Он недовольно хрюкнул, посмотрел на Одноглазого. Маленький чёрный человек кивнул.