Она не замечала моего присутствия, что дало мне возможность как следует приглядеться к ней. Об этой женщине ходили устрашающие слухи, когда Отряд впервые прибыл в Таглиос. Она и впрямь показала себя сильным борцом, но годы не прошли для нее даром. Сейчас она выглядела старой, усталой и сдавшейся.
Я шагнула вперед.
– С тобой хорошо обращались, Радиша?
Слабая улыбка скользнула по ее лицу. В глазах на мгновение вспыхнуло выражение одновременно и гнева, и сарказма.
– Я понимаю. Это не Дворец. Но лично мне приходилось радоваться худшему. Включая цепи или отсутствие всякой крыши над головой.
– И шкуры животных?
– Я прожила здесь последние шесть лет. Придется и тебе привыкать к этому. – На самом деле это продолжалось дольше, но мне сейчас было не до точности.
– Почему?
– Воды спят, Радиша. Воды спят. Ты не напрасно ожидала нас. Мы должны были придти.
Именно в этот момент она окончательно поняла, что к чему. Глаза у нее стали как плошки.
– Я уже видела тебя прежде.
– И не раз. Совсем недавно – во Дворце. И еще давным-давно, также во Дворце, вместе со Знаменосцем.
– Ты ненормальная.
– Я? Одна из нас двоих – уж точно.
Она начала наливаться гневом.
– Это не поможет, – сказала я. – Но если тебе непременно нужно время от времени впадать в ярость, чтобы чувствовать себя лучше, подумай вот над чем. Протектор скрыла от всех твое исчезновение. Единственный человек, которому о нем было известно – не считая, конечно, нас, злодеев, – уже мертв. Этим, конечно, дело не ограничится, погибнут и другие. И ты, под покровом анонимности своей Комнаты Гнева, будешь издавать преступные и жестокие законы. А через полгода Протектор будет всех держать в своем кулаке, потому что ее Серые и те, кто думает, что союз с ней может принести им выгоду, придут к выводу, что ты больше вообще никакого значения не имеешь, – если только Душелов сможет придти к соглашению с Могабой.
Говорить об этом я не стала.
Радиша тут же разразилась возмущенной речью в отношении своей союзницы. Не выбирая выражений.
Я молча слушала некоторое время, а потом напомнила ей еще один лозунг: «Все их дни сочтены».
– Проклятие, что это значит?
– Это значит, что раньше или позже, но мы доберемся до всех, кто причинил нам вред. Ты права. Это ненормальность. Но у нас нет другого пути. Ты знаешь, что произошло до того, как ты оказалась здесь. Теперь на свободе только Протектор и Великий Генерал. Все их дни сочтены.
На самом деле все, конечно, обстояло намного сложнее. Она была в плену. Она не знала, где. Она не знала, что будет дальше. Она не знала, чего можно ждать от безумцев, захвативших ее в плен, учитывая, что в свое время она сама предала их.
– У тебя нет законного наследника?
Такой поворот сильно удивил ее.
– Что?
– Насколько я понимаю, ваш род на вас и обрывается.
И снова:
– Что?
– В данный момент не просто ты у меня в заложницах – я держу в кулаке все будущее Таглиоса и таглиосских территорий. У тебя нет детей. У твоего брата нет детей.
– Сейчас я уже слишком стара для этого.
– Но не твой брат. И он еще жив.
Я оставила ее с удивленно разинутым ртом. Пусть поворочает мозгами.
Я обдумала, не пойти ли снова повидаться с Нарайяном Сингхом, и пришла к выводу, что для этого я слишком перевозбуждена. И слишком устала. Не следует иметь дело с Обманником, если не в полной мере держишь себя в руках. Сон – вот тот любовник, в чьих объятиях я сейчас нуждалась больше всего.
Я играла в тонк с Красавчиком, Джоджо и Кендо Резчиком. Интересное сочетание. По крайней мере, трое из нас воспринимали свою религию со всей серьезностью. Настоящее имя Джоджо было Чо Дай Чо. Нюень бао и, теоретически, телохранитель Одноглазого. Одноглазый не хотел иметь телохранителя. Джоджо не хотел быть телохранителем. В результате они не слишком часто общались, а всем остальным Джоджо примерно так же редко попадался на глаза, как и дядюшка Дой. Джоджо пожаловался:
– Я знаю, вы просто сговорились обчистить бедного паренька с болот.
– Ты подозреваешь меня в сговоре с еретиком и неверующим? – спросила я.
– Ты займешься ими после того, как разжуешь и выплюнешь мои косточки.
Мне в этот раз необычно везло.
Все возмущаются, когда удача ускользает у них из рук.
– Не могу устоять, хотя мне и нужно идти работать. – Джоджо сбросил шестерку, которой мне не хватало, чтобы открыть карты. – Может быть, сегодня мой день.
– Значит, самое подходящее время отвалить отсюда и найти себе дружка.
– Гоблин, ты еще живой, оказывается? Душелов так озверела прошлой ночью, что я не удивилась бы, если бы она закусила тобой как раз на полпути к дому.
Гоблин растянул большой рот в жабьей ухмылке.
– Некоторое время она будет весьма забавно выглядеть при ходьбе. Я и не надеялся, что у нее хватит дурости растоптать эту штуку. – Он посерьезнел. – Мне тут вот что в голову пришло. Может, зря мы ее так «подковали». Я мог бы завести ее куда-нибудь, где она угодила бы под перекрестный огонь…
– Ничего не вышло бы, она наверняка ожидала чего-то подобного. Думаешь, почему она не погналась за тобой? Только потому, что подозревала нечто подобное… Хочешь заменить меня?
Остальные тут же насупились. Гоблин, конечно, не Одноглазый, но и ему они не очень-то доверяли. С уверенностью, порожденной невежеством, они твердо знали, что, вздумай Гоблин мошенничать, он любого проведет и выведет. Тот факт, что в его жизни было больше поражений, чем побед, воспринимался всеми просто как часть «дымовой завесы».
Человеку нравится верить в то, в чем он сам себя убедил.
– Не сейчас. – Гоблин понимает намеки с полуслова. Но ничего, он найдет способ отыграться на парнях, которые посмели выразить ему недоверие. И так им и надо. – Нужно кое-чем заняться. Мне уже надоели жалобы на призрака, который бродил по всему складу прошлой ночью. Хочу поохотиться на него.
Скажите пожалуйста, какой труженик! Я швырнула карты.
– Ты заставляешь меня чувствовать себя бездельницей. – Я сгребла свой выигрыш.
– Ты не можешь сейчас уйти, – проворчал Кендо.
– А я вот возьму и уйду, доказав тем самым твою правоту. – Он без конца твердил, что женщины не могут играть в карты. – Посиди я здесь еще немного, и у меня не останется и медяка.
– У тебя его отродясь не было.
– Наверно, потому, что я играла с вами в тонк. Вы, парни, только и норовите, что ободрать меня. Что остается делать? Держать ухо востро и ловить удачный момент.