Так что осталось не много ключей к языку, истории, образу мыслей побежденных. Некоторые из наиболее ясно написанных документов в твоей библиотеке остаются совершенно непонятными.
Как я хотел бы, чтоб Ворон был с нами, а не в могиле. Он свободно читал на теллекурре. Немногие, помимо ближайших соратников Госпожи, могут похвастаться этим.
В дверь просунул голову Гоблин:
– Ты идешь или нет?
Я начал ему жаловаться. Не первый раз. И никакого прогресса. Он только посмеялся:
– Своей подружке поплачься в жилетку. Вдруг она поможет.
– Никогда не сдаетесь, ребята?
Прошло пятнадцать лет с тех пор, как я написал последний простодушно-романтический рассказ о Госпоже. Это было перед долгим отступлением, приведшим мятежников к разгрому у Башни в Чарах. Но старые друзья ничего не забывают.
– Никогда, Костоправ, никогда. Кто еще из нас провел с ней ночь? Или прокатился на ковре-самолете?
Я предпочел бы об этом забыть. То были минуты скорее ужасные, а не романтические Госпожа узнала о моих исторических потугах и попросила описать и ее сторону. Более-менее. Она не указывала и не сокращала; настаивала только, чтобы я держался фактов и оставался беспристрастным. Я тогда думал, что она ожидает поражения и хочет, чтобы где-то сохранилась история, не зараженная предрассудками.
Гоблин глянул на гору пергаментов:
– Все никакой зацепки?
– Я уже не уверен, что она есть вообще. Что ни переведу – все пустышки. Чей-то перечень расходов. Календарь встреч. Список кандидатов на повышение. Письмо какого-то офицера приятелю-придворному. И все намного старше, чем то, что я ищу.
Гоблин поднял бровь.
– Но я буду искать. Ведь что-то там есть! Мы захватили эти бумаги у Шепот, когда она была мятежницей. Она очень дорожила ими. И наша тогдашняя наставница, Душелов, была убеждена, что эти документы способны поколебать империю.
– Иногда целое больше суммы частей, – глубокомысленно произнес Гоблин. – Может, тебе стоит искать то, что связывает эти бумаги.
Эта мысль мне тоже приходила в голову. Имя, повторяющееся то здесь, то там, вскрывающее чье-то прошлое. Может, я его и найду. Комета не вернется еще долго.
Но я сомневался в этом.
Душечка еще молода – чуть старше двадцати. Но цвет ее юности уже облетел. Суровые годы громоздились на не менее суровые. Женственного в ней не много – не было случая развиться в этом отношении. Даже проведя два года посреди равнины, никто из нас не воспринимал ее как женщину.
Душечка высока – до шести футов ей не хватает пары дюймов. Глаза ее имеют блекло-голубой цвет и нередко кажутся пустыми, но когда Душечка встречает препятствие, они превращаются в ледяные клинки. Светлые, точно выцветшие на солнце волосы сбиваются в лохмы и колтуны, если за ними не приглядывать, поэтому лишенная тщеславия Душечка остригает их короче обычного. Да и одевается она подчеркнуто практично. Многих посетителей по первому разу оскорбляет ее мужской костюм, но скоро они убеждаются – дело она знает.
Роль пришла к ней против желания, но Душечка примирилась с ней, вошла в нее с упрямой убежденностью. Она выказывает мудрость, необычную для своих лет и при ее немоте. Ворон хорошо учил ее в те немногие годы, когда приглядывал за ней.
Когда я вошел, она прохаживалась взад и вперед. Земляные стены зала совещаний продымлены – даже пустой, он кажется переполненным. В нем стоит застарелая вонь множества немытых тел. Был там старик из Весла. Были Следопыт, Шпагат и еще несколько пришлых. И большая часть Отряда. Я сделал жест приветствия. Душечка обняла меня по-сестрински, спросила, как продвигаются мои исследования.
– Я уверен, – произнес я для всех и показал знаками ей, – что в Облачном лесу мы нашли не все документы. Не только потому, что не могу найти то, что ищу. Все они слишком стары.
Черты лица Душечки правильны, нет в них ничего выдающегося. Но все же ощущаются в этой женщине характер, воля, несгибаемость. Ребенком она побывала в аду, и он не затронул ее. Не трогал он ее и теперь.
Но это ей не понравилось.
– У нас не будет времени, на которое мы рассчитывали, – прожестикулировала она.
Я отвлекся немного. Я ждал, что между Следопытом и вторым вестником с запада полетят искры. В глубине души Следопыт мне очень не нравился. Я бессознательно надеялся найти подтверждение своей неприязни.
Ничего.
И ничего удивительного. Система ячеек надежно ограждает наших последователей друг от друга.
Следующими Душечка пожелала выслушать Гоблина и Одноглазого.
– Все, что мы слышали, – правда, – пропищал Гоблин. – Они усиливают гарнизоны. Но это лучше Шпагат расскажет. А наша миссия провалилась. Они ждали нас. И гнали по всей равнине. Нам повезло, что смогли оторваться. И помощи никакой.
Менгиры и их жутковатые приятели считаются нашими союзниками. Но, по-моему, они слишком непредсказуемы. Они помогают нам или нет, следуя каким-то своим правилам.
Детали провалившегося рейда Душечку не интересовали. Она перешла к Шпагату.
– По обе стороны равнины собираются армии, – сообщил тот. – Под водительством Взятых.
– Взятых? – переспросил я. Я знал только двоих. А Шпагат говорил о многих. Тогда страшно. Давно уже ходили слухи, что Госпожа потому оставила нас в покое, что собирала новый урожай Взятых. Я в это не верил. Наш век до скорбного лишен личностей, наделенных той великолепной и злобной силой, что и взятые Властелином во время оно: Душелов, Повешенный, Крадущийся в Ночи, Меняющий Облик, Хромой и прочие. То были злодеи эпического масштаба, почти столь же буйные в своем коварстве, что и Госпожа с Властелином. Наши слабосильные времена породили лишь Душечку и Шепот.
– Слухи оказались верны, мой господин, – стыдливо ответил Шпагат.
Господин. Я. Только потому, что стою у истоков мечты. Ненавижу это, но проглатываю.
– Да?
– Эти новые Взятые, конечно, не Ревуны или Зовущие Бурю. – Шпагат чуть заметно улыбнулся. – Лорд Зануда заметил, что прежние Взятые были непредсказуемы и опасны, как молния, а новые – предсказуемый ручной гром бюрократии, если вы меня понимаете.
- Понимаю. Продолжай.
- Считают, что новых шестеро, господин. Лорд Зануда полагает, что их вот-вот спустят с цепи. Потому и накапливают войска вокруг равнины. Лорд Зануда думает, что Госпожа сделала соревнование из нашей гибели.
Зануда. Наш самый верный лазутчик. Один из немногих, переживших долгую осаду Ржи. Ненависть его не знает границ.
Вид у Шпагата был странный. Многозначительный такой. Сказано было явно не все, худшее осталось напоследок.
– Давай, – приказал я. – Колись.
– Прозвания Взятых начертаны на звездах, установленных над их ставками. Командующего во Рже прозывают Благодетель. Звезду поставили после того, как ночью прилетел ковер. Но самого Благодетеля никто не видел.