Мне почудились рев и грохот, я вспомнил орду мятежников, что накатывалась неутомимо, как море, волна за волной, разбиваясь о неподатливые ряды защитников. Я вспомнил Взятых в бою, их жуткие смерти, колдовство безумное, бешеное…

– То была битва битв, не так ли?

Я не обернулся к ней.

– О да. Я никогда не отдавал ей должного.

– О ней еще споют.

Госпожа глянула вверх. В небе начали появляться звезды. В сумерках ее лицо казалось бледным и напряженным. Никогда прежде я не видел на нем ничего, кроме самодовольства.

– Что случилось? – Вот теперь я обернулся. Группка солдат стояла в отдалении, глядя на нас – не то потрясенные, не то очарованные.

– Мне было прозрение. Несколько прозрений, с первого раза я не смогла получить удовлетворительного результата.

– И?

– Возможно, результата нет вовсе.

Я ждал. Не стоит торопить самое могущественное существо в мире. Достаточно поразительно уже то, что она намерена довериться смертному.

– Все течет. Я видела три будущих. Надвигается кризис, исторический миг.

Я глянул на нее почти в упор. Лиловые сумерки пали на ее лицо. Прядка темных волос лежала на щеке – не нарочно; желание прикоснуться, обнять, может, даже утешить затопило меня.

– Три будущих?

– Три. И ни в одном из них мне нет места.

Что можно сказать в такой момент? Что это может быть ошибка? Сами говорите Госпоже, что она своего дела не знает.

– В одном будущем победит твое глухое дитя. Но это наименее вероятный исход, и она погибнет ради победы вместе со всеми соратниками. В другом – мой супруг разорвет могильные оковы и восстановит свое Владычество. И тьма опустится на десять тысяч лет. А в третьем он сокрушен навеки. Это самое сильное, самое завораживающее видение.., но цена высока. Скажи, Костоправ, есть ли боги? Я никогда не верила в богов.

– Не знаю. Госпожа. Я еще не встречал осмысленной религии. Они обычно непоследовательны. Боги, судя по описаниям их поклонников, большей частью – психопаты с манией величия и паранойей. Не знаю, как они живут со своим сумасшествием. Возможно, впрочем, что люди просто неспособны правильно интерпретировать действия существа, настолько их превосходящего. Может быть, каждая вера – это искаженный и извращенный осколок истины. Может быть, и есть силы, лепящие наш мир. Но я никогда не мог понять, зачем богу в столь громадном мире волноваться из-за человеческих судеб или молитв.

– Когда я была девочкой.., у нас с сестрами был учитель.

Заметил ли я? Да я весь обратился в слух, от макушки до пят.

– Учитель?

– Да. Он утверждал, что мы и есть боги, что мы творим собственную судьбу. И только мы определяем, что станется с нами. Изъясняясь просто, мы сами загоняем себя в ловушку.

– Интересно...

– Именно. Но есть и бог на свете, Костоправ. Не из сотрясателей тверди, нет. Он – отрицатель. Он завершает все повести. Его глад неутолим, и все вселенная соскользнет когда-нибудь в его пасть.

– Смерть?

– Я не хочу умирать. Костоправ. Все, что есть во мне, вопиет против несправедливости смерти. Все, что я есть, чем была и, наверное, буду, вылеплено стремлением избежать конца. – Она тихонько рассмеялась, сдерживая истерику. – Я построила бы себе мир, где я в безопасности. И краеугольным камнем его стала бы смерть.

Близился конец мечтаний. Я тоже не мог представить себе мир, в котором нет меня. И сердце мое гневалось. Гневается. Очень легко представить, как страх смерти становится манией.

– Я понимаю.

– Может быть. Перед вратами тьмы мы все равны, не так ли? Песок струится для всех. Жизнь – только всплеск, кричащий на зубах вечности. Но как же это все нечестно!

Я вспомнил Праотца-Дерево. Даже он сгинет когда-нибудь. Да, смерть жестока и ненасытна.

– Обдумал ли ты? – спросила Госпожа.

– Наверное, да. Я не некроман. Но я видел пути, которыми идти не желаю.

– Что ж, Костоправ, ты свободен.

Удар. Недоверие пронзило меня до самых пят.

– Что, простите?

– Ты свободен. Ворота Башни открыты. Достаточно выйти из них. Но ты можешь и остаться, занять свое место в борьбе, объединяющей нас всех.

Закат почти погас, только высокие облака еще озарялись снизу солнцем. По индиговому восточному небу плыл на запад эскадрон ярких точек. Направлялись они, кажется, к Башне.

Я пробормотал что-то невнятное.

– Желает она того или нет, Госпожа Чар снова должна сразиться со своим супругом, – произнесла она. – И до тех пор, пока не придет к своему исходу эта борьба, иной не будет. Ты видишь, как возвращаются Взятые. Армии с востока движутся к Курганью. Войска за границами равнины получили приказ отступить на позиции к востоку. Твое глухое дитя в безопасности, если только она не придет к нам с мечом. Наступает перемирие. Возможно, навсегда. – Слабая улыбка. – С кем станет сражаться Белая Роза, если не будет Госпожи?

С этими словами она оставила меня в полном ошеломлении и отошла поприветствовать своих ратоборцев. Ковры опадали из темноты, как осенние листья. Я придвинулся было, но мой личный охранник заметил, что я не настолько близко знаком с Госпожой, чтобы позволить себе ее подслушивать.

Северный ветер становился все холоднее. Не наша ли приходит осень?

Глава 40. Принимая решение

Госпожа ничего у меня не требовала. Даже ее намеки были столь тонки, что додумываться до всего приходилось самостоятельно. Через два дня после нашего разговора на крыше я спросил полковника, могу ли я повидаться с ней. Полковник ответил, что выяснит. Подозреваю, что он действовал по приказу, – иначе стал бы спорить. Прошел еще день; полковник явился, сказав, что Госпожа нашла время принять меня.

Я закрыл чернильницу, очистил перо, встал.

– Спасибо.

Он странно на меня покосился.

– Что-то не так?

– Нет-нет. Только…

Я его понял.

– Тоже не знаю. Но я уверен, что она хочет кое-что мне поручить.

Полковник просиял. Этот довод был ему понятен.

Обычная процедура. Когда я в очередной раз вступил в ее обиталище, Госпожа стояла у окна, открытого в сырые сумерки. Серый дождь, бурливые коричневые воды, налево едва различимы тени опасливо цепляющихся за высокий речной берег деревьев. Пейзаж сочился промозглым холодом. Очень знакомая картина.

– Великая Скорбная река, – произнесла Госпожа. – В разливе. Она всегда в разливе, не так ли?

Она поманила меня. Я подошел. Со времени моего последнего визита к обстановке добавился большой стол. На столешнице красовалась модель Курганья, выполненная с жуткой достоверностью – кажется, сейчас из казарм выбегут крошечные стражники.