Ворон пытался представить, давно ли он пойман. Достигли ли его письма адресата? Придет ли помощь? Или он всего лишь коротает время, пока не выплеснулась тьма?
Единственными часами служило растущее беспокойство тех, кто был поставлен на страже против тьмы.
Река подкрадывалась все ближе. Они ничего не могли поделать – вызывать стихии было не в их власти.
Если бы он, Ворон, занимался тогда курганами, он бы все сделал по-иному.
Он смутно вспоминал проскальзывавшие мимо тени, чем-то сходные с ним самим. Но он не смог бы сказать, давно ли это случилось или кому тени принадлежали. Все менялось, ничего постоянного не существовало здесь. С этой точки зрения мир выглядит совсем иначе.
Прежде он никогда не был так беспомощен, так напуган. Эти чувства бесили его. Он всегда был хозяином собственной судьбы, ни от кого не зависел…
Но в этом мире бездействия оставалось лишь думать. Слишком часто мысли его возвращались к тому, что значит – быть Вороном, к тому, что Ворон сделал, и не сделал, и должен был сделать иначе. Достаточно времени, чтобы определить и встретить лицом к лицу все страхи, и слабости, и боль скрытого в нем человека, все, что создавало повернутую к миру маску из льда, и стали, и бесстрашия. То, что стоило ему всего, что он ценил, что раз за разом загоняло его в пасть смерти, в состояние самобичевания…
Слишком поздно. Слишком поздно.
Когда мысли его прояснились и Ворон осознал это с кристальной ясностью, вопль ярости разнесся по миру призраков. И те, кто окружал его и ненавидел за то, чему он помог начаться, хохотали, радуясь его муке.
Своего прежнего места среди товарищей я так и не восстановил, несмотря на то что был оправдан Деревом. Оставалась некоторая отчужденность – не только из-за медленно возвращающегося доверия, но и в результате якобы подвалившего мне женского общества. Признаюсь, это терзало меня. С этими Парнями я жил с юности. Они – моя семья.
Само собой, меня пытались подковырнуть – дескать, взгромоздился на костыли, только бы поотлынивать. Но свою работу я мог и вовсе без ног делать.
Чертовы бумаги. Я их наизусть заучил, на музыку положил и все равно не находил искомого ключа или даже того, что искала Госпожа. Перекрестные ссылки занимали каждая целую вечность. Во времена Владычества и более ранние имена писались как бог на душу положит. Теллекурре – один из тех языков, в которых разные сочетания букв обозначают одни и те же звуки.
Одна боль, простите, в седалище.
Не знаю, многое ли Душечка объяснила остальным. На общем собрании меня не было. И Госпожи – тоже. Но нам передали, что Отряд готовится выступить.
На следующий день.
Близился закат; я стоял на костылях у входа в Дыру и смотрел, как прибывают летучие киты. Восемнадцать штук призвало Праотец-Дерево. Со своими мантами и всей когортой разумных существ равнины. Трое китов спустились к самой земле, и Дыру стошнило ее жителями.
Мы начали посадку. Меня пропустили без очереди, потому что меня пришлось поднимать на руках, вместе с бумагами, барахлом и костылями. Кит был маленький, и соседей у меня оказалось немного. Госпожа – само собой, кто же нас теперь разведет. И Гоблин. И Одноглазый. И Молчун, – выдержавший серьезный безмолвный спор, он очень не хотел расставаться с Душечкой. И Следопыт. И сын Дерева, которому Следопыт служил телохранителем, а я был in loco parentis. Подозреваю, что колдуны получили приказ присматривать за нами, хотя в случае неприятностей помощи от них все равно никакой.
Душечка, Лейтенант, Ильмо и прочая братия сели на второго кита. На третьего погрузили несколько солдат и уйму всяческого снаряжения.
Мы поднялись, присоединясь к воздушной эскадрилье.
Закат с высоты пяти тысяч футов не похож ни на что, видимое с земли. Ну разве что взгромоздиться на одинокий пик и взирать оттуда. Великолепно.
Стемнело, мы заснули. Одноглазому пришлось меня зачаровывать – опухшая нога здорово беспокоила.
Да. Мы находились вне безмагии. Наш кит летел на изрядном расстоянии от Душечкиного. Специально ради Госпожи.
Пусть даже та себя и не выдавала.
Ветры нам благоприятствовали, и с благословения Праотца-Дерева рассвет мы встретили над Лошадью. Там-то правда и выплыла наружу.
К нам ринулись на своих рыбообразных коврах Взятые, вооруженные до самых жабер. Паника меня и разбудила. Следопыт помог мне встать. Мельком глянув на костер встающего солнца, я высмотрел Взятых, летевших конвоем вокруг нас. Гоблин ожидал нападения и выл в голос. Одноглазый нашел повод обвинить во всем Гоблина, и они опять сцепились.
А время шло, и ничего не происходило. Почти к моему удивлению. Взятые просто летели рядом. Я покосился на Госпожу. Та подмигнула – я чуть не сел.
– Приходится сотрудничать, несмотря на разногласия, – произнесла она.
Гоблин услышал. Он в мгновение ока забыл о ругани Одноглазого, посмотрел на Взятых, потом – на Госпожу. И присмотрелся.
Я увидел, как до него дошло.
– Я вас помню, – пропищал он пронзительнее обычного.
Морда у него была ошалелая. Помнил он тот единственный раз, когда имел с Госпожой нечто вроде личной встречи. Много лет назад, пытаясь связаться с Душеловом, он застал Взятую в Башне, в присутствии Госпожи…
Она улыбнулась своей очаровательнейшей улыбкой. Той, от которой статуи плавятся.
Гоблин отвернулся, прикрыв глаза ладонью. Потом глянул на меня совершенно жуткими глазами. Я не выдержал, рассмеялся.
– Ты всегда обвинял меня…
– Но я же не просил тебя это делать. Костоправ! – Голос Гоблина взвился ввысь, к полной неслышимости. Колдун хлопнулся на задницу.
Молния не размазала его по небу. Через несколько минут он поднял глаза, заявил: «Ильмо усрется!» – и идиотски хихикнул.
Ильмо наиболее рьяно напоминал мне о моих романтических бреднях в отношении Госпожи.
Потом, когда юмор поулетучился, Одноглазый прошел через все стадии и подтвердились худшие страхи Молчуна, я задумался о своих товарищах.
В общем-то они двинулись на запад по Душечкиному приказу. Им и словом не обмолвились о союзе с нашим бывшим врагом.
Дурачье. Или сглупила Душечка? Что случится, когда Властелин будет повержен и мы вновь сможем вцепиться друг другу в глотки?..
Осади, Костоправ. Душечка училась играть в карты у Ворона. А Ворон мог любого раздеть.
К закату мы пролетали над Облачным лесом. Интересно, что о нас подумали в Лордах? Мы пролетели над самым городом. Зеваки так и высыпали на улицы.
Розы миновали ночью. И другие города, знакомые по молодым годам, проведенным нами на севере. Разговоров было немного. Мы с Госпожой держались вместе; по мере того как наш необычайный флот близился к месту назначения, напряжение наше росло, а искомые ключи так и не находились.