Но Ильмо не было, и Старика тоже, и на корабле чуть не поднялся бунт, когда Молчун велел отчаливать без них.
– Приказ, – бросил он единственное слово, и то на языке жестов, которого многие не понимали, хотя мы пользовались им годами. Он достался Отряду в наследство от Душечки и оказался удобным средством общения в критических ситуациях.
Как только корабль отчалил от пристани, Молчун вытащил запечатанное письмо за подписью Капитана. Собрав всех присутствующих офицеров в капитанской каюте, Молчун попросил меня прочесть его вслух.
«Ты был прав насчет Взятых, Костоправ, – начал я. – Они действительно нас подозревают и намереваются выступить против Отряда. Я сделал все, что сумел, пытаясь сорвать их планы: нанял корабль, чтобы он отвез моих братьев, которым опасность угрожает больше всего, в безопасное место. Сам я не могу присоединиться к вам, поскольку мое отсутствие насторожит Взятых. Поспешите. Вряд ли я продержусь слишком долго после того, как ваше бегство будет раскрыто. Вы с Гоблином можете подтвердить, что никто не в силах скрыть свои мысли от всевидящего Ока Госпожи.
Я не очень-то надеюсь на успех вашего побега. Они погонятся за вами, потому что вытянут из меня все подробности, если только мне не удастся от них удрать. Я знаю достаточно, чтобы навести их на ваш след…»
– Что, черт возьми, происходит? – прервал меня Лейтенант. Он знал, что некоторые из нас владели тайной, в которую он не был посвящен. – Слушайте, хватит нам играть друг с другом в прятки!
Я посмотрел на Молчуна и предложил:
– Думаю, мы должны рассказать об этом всем, хотя бы для того, чтобы знание не было утеряно.
Молчун кивнул.
– Душечка – это Белая Роза, Лейтенант.
– Что? Но…
– Да. Мы с Молчуном знаем это со времени битвы при Чарах. Ворон первым раскрыл секрет. Поэтому он и дезертировал. Он хотел убрать ее с глаз Госпожи как можно дальше. Ты ведь знаешь, как он любил девчушку. По-моему, кое-кто из вас догадывался, в чем дело.
Мое заявление не вызвало бури эмоций. Удивился один Лейтенант. Остальные подозревали нечто в этом роде.
Больше в письме Капитана ничего существенного не было. Слова прощания. Предложение выбрать на его место Лейтенанта. И последнее, личное обращение ко мне:
«Обстоятельства, похоже, навязывают вам тот выбор, о котором ты говорил, Костоправ. Разве что ты сумеешь скрыться от Взятых там, на юге». Я точно слышал его ехидный смешок, сопровождавший эти слова.
Одноглазого интересовало, куда девалась отрядная казна. Давным-давно, находясь на службе у Госпожи, мы как-то захватили целое состояние в монетах и драгоценностях. Казна путешествовала с нами все эти годы, деля с нами радости и беды, – наша тайная страховка на черный день.
Молчун сказал, что казна осталась в Черепичнике у Старика. Вынести ее не было никакой возможности.
Одноглазый не выдержал и разрыдался. Этот сундук был для него важнее всех превратностей судьбы, как прошлых, так настоящих и грядущих.
Гоблин начал издеваться над ним. Полетели искры. Лейтенант собрался было вмешаться, как вдруг чья-то голова просунулась в дверь:
– Вы, ребята, лучше поднимитесь на палубу да посмотрите!
И он исчез, не дав нам возможности выяснить, о чем речь. Мы поспешили на главную палубу.
Корабль, подгоняемый течением и приливом, отплыл уже от порта на добрые две мили. Но отсветы черного замка освещали и нас, и Арчу примерно так же, как солнце сквозь дымку облаков.
Замок был эпицентром огненного фонтана, залившего небо заревом на несколько миль. В пламени колыхалась громадная фигура. Губы ее шевелились. Медленные, протяжные слова эхом прокатились по порту:
– Ты сука, Ардат!
Все-таки я правильно их разобрал.
Фигура медленно, лениво подняла руку и указала на Черепичник.
– Им удалось затащить туда достаточно трупов! – прохрипел Гоблин. – Старый подлец выходит из могилы.
Все замерли, завороженные зрелищем. Я тоже замер, а в мозгу билась лишь одна мысль: повезло нам, что мы вовремя удрали! В тот момент я не способен был сочувствовать людям, которых мы оставили там. Я мог думать только о себе.
– Ой! – воскликнул кто-то еле слышно. – Смотрите туда!
На стене Черепичника образовался светящийся шар. Он быстро разбухал, переливаясь всеми цветами радуги. Выглядел он великолепно – точно громадная, медленно вращающаяся луна из цветного стекла. Достигнув не меньше двухсот ярдов в диаметре, он оторвался от Черепичника и поплыл по направлению к черному замку. Громадная фигура протянула руку, пытаясь заграбастать шар, но тщетно.
Я хихикнул.
– Что тут смешного, черт побери? – сердито спросил Лейтенант.
– Я просто представил себе, что должны испытывать, глядя на это, жители Арчи. Они никогда не сталкивались с колдовством.
А разноцветный стеклянный шар, крутясь, уплывал все дальше. На мгновение он повернулся к нам стороной, которую я прежде не разглядел. Сторона эта была лицом Госпожи. Ее огромные стеклянные глазищи вперились прямо в меня, прожигая насквозь.
– Я тебя не предавал, – невольно вырвалось у меня. – Это ты меня предала.
Клянусь всеми богами, между нами протянулась незримая ниточка. Что-то в ее глазах сказало мне, что она услышала и что обвинение больно задело ее. Потом шар повернулся, и больше я ее лица не видел.
Шар поплыл прямо в огненный фонтан и исчез. Мне почудилось, будто я снова слышу этот низкий голос, медленно выговаривающий слова:
– Ты попалась, Ардат!
– Эй! Смотрите сюда! – воскликнул чей-то голос, и мы повернулись к Черепичнику.
Над стеной, откуда Госпожа начала двигаться к своему супругу, вновь появился свет. Сначала я никак не мог понять, что происходит. Свет приближался к нам – мерцая, поднимаясь и опускаясь.
– Это ковер Госпожи, – знаками сказал Молчун. – Я видел его раньше.
– Но кто?..
В Черепичнике не осталось никого, кто умел управлять ковром. Все Взятые были у черного замка.
Ковер ускорил полет, перестав вихлять вверх-вниз и стремительно набирая скорость. Он приближался к нам, все быстрее и быстрее, одновременно опускаясь все ниже и ниже.
– Кто-то, не имеющий понятия о том, что он делает, – высказал предположение Одноглазый. – И он непременно убьется, если…
Ковер летел прямо на нас, футах в пятидесяти над водой. Корабль начал долгий поворот, огибая последний мыс перед выходом в море.
– Может, его послали, чтобы ударить по нам, – сказал я. – Как снаряд. Чтобы помешать нам удрать.
– Нет, – возразил Одноглазый. – Ковры слишком дороги. Их очень трудно сделать и сохранить. А у Госпожи он последний. Лишись она ковра – и ей придется топать домой ножками.