На такое я не смел и надеяться. Но Взятый действительно выглядел так, словно был в отключке.
– Пошли вниз! – скомандовал я.
Сквозь щель в ставне я увидел, как они въехали во двор. Не ранен был только Аза. Руки у него были привязаны к седлу, ноги – к стременам. Один из раненых спешился, развязал Азу и, приставив к нему нож, заставил помочь остальным. Досталось им всем по-разному. Шед, казалось, был при последнем издыхании. Хозяин гостиницы выглядел получше. Его, по-видимому, просто сильно поколотили.
Солдаты заставили Азу с толстяком снять Хромого с лошади. Я чуть было не выдал себя невольным возгласом. Взятый лишился правой руки почти по плечо. На теле у него было еще несколько серьезных ран. Но он, конечно, оклемается, если полежит под защитой своих подчиненных. Взятые – ребята живучие.
Аза с толстяком двинулись к двери. Хромой обмяк, как сырая веревка. Человек, понукавший Азу, распахнул дверь.
– Нет! – очнувшись, прохрипел Хромой. – Западня!
Аза и хозяин гостиницы бросили его наземь. Аза начал удаляться на цыпочках, зажмурив от страха глаза. Толстяк пронзительно свистнул. Его свирепые собаки выскочили из сарая.
Гоблин с Одноглазым метнулись во двор. Я прыгнул и бросился на Хромого, пытавшегося подняться на ноги.
Мой меч вонзился ему в плечо поверх культи. Единственный кулак Хромого саданул мне прямо в живот.
Из меня со свистом вырвался весь воздух. Я чуть было не отрубился и осел на землю, выблевывая кишки и слабо соображая, что творится кругом.
Собаки бросались на солдат Хромого и рвали их в клочья. Несколько псов набросились на Взятого. Он молотил их кулаком, убивая с одного удара.
Гоблин с Одноглазым выдали ему все, на что были способны. Отмахнувшись от их заклятий, как от дождичка, Хромой вмазал Одноглазому и повернулся к Гоблину.
Тот побежал. Хромой, шатаясь, ковылял за ним. Уцелевшие мастифы вцепились ему в спину.
Гоблин бежал к свинарнику, но, поскользнувшись, растянулся в грязной луже. Хромой навис над ним, замахнувшись для смертельного удара.
Копье, выпущенное Ростовщиком, пробило ему грудь и вышло на три фута из спины. Хромой зашатался – истерзанный низенький человечек в коричневом, вцепившийся в копье. Казалось, все его силы сосредоточились на этой торчащей из груди палке. Гоблин откатился в сторону. Рост в свинарнике зарядил баллисту и выстрелил еще раз.
Вж-жих! Копье пронзило Взятого насквозь и сбило с ног. Собаки вцепились ему в глотку.
Я перевел дух. Нашел свой меч. И тут из кустов ежевики, росших возле пруда футах в двухстах к северу, до меня донесся какой-то шум. Рядом с кустами взад-вперед бегал одинокий пес и рычал. Аза, больше некому. Спрятался в единственное доступное укрытие.
Я встал. Толстяк помог подняться Одноглазому и схватил с земли чей-то меч. Мы втроем сгрудились над Хромым. Он лежал в луже крови, слегка повернувшись набок. Маска его соскользнула, и нам открылось изъеденное временем лицо, которое она скрывала. Хромой вяло отбивался от собак, не в силах поверить в случившееся.
– И все впустую, – сказал я. – Бумаг здесь давно уже нет.
– Это тебе за брата! – воскликнул толстяк и замахнулся мечом. Однако он был так избит, бедняга, что удар получился слишком слабым.
Хромой пытался собраться с силами. Тщетно – сил у него больше не было. Он понял, что умирает. После стольких веков. После того, как он пережил Белую Розу и гнев Госпожи, которую предал в битве при Розах и в Облачном лесу.
Глаза у него закатились, и я понял, что Хромой зовет мамочку на помощь.
– Скорее, мы должны убить его! – сказал я. – Он призывает Госпожу.
Мы рубили, кололи и кромсали. Псы рычали и кусали. Он не умирал. Даже когда мы выбились из сил, в нем еще теплилась искорка жизни.
– Давайте оттащим его на задний двор.
Мы так и сделали. И там я увидел Шеда, лежащего на земле рядом с солдатами, бывшими нашими братьями по Черному Отряду. Я поднял глаза к тускнеющему горизонту и заметил Молчуна, который приближался к гостинице. За ним шли Ведьмак и Масло. У меня немного отлегло от сердца. Слава Богу, что эти двое уцелели! Сколько я их помню, они всегда были неразлучны. Не представляю, что было бы, переживи один из них другого.
– А Вола убили?
– Да, – откликнулся толстяк. – Его и этого парня, Шеда. Вы бы видели, как они дрались! Выскочили на дорогу и стянули колдуна с коня. Вол отрубил ему руку. А еще они вдвоем убили четверых солдат.
– Как погиб Вол?
– Кто-то раскроил ему голову мечом, точно спелую дыню.
– А Шишка?
– Затоптан насмерть. Но он им тоже выдал будь здоров.
Я сел на корточки рядом с Шедом. Одноглазый тоже склонился над ним.
– Как они тебя поймали? – спросил я хозяина гостиницы.
– Слишком я толстый, чтобы быстро бегать. – Он выдавил слабую улыбку. – Никогда не собирался быть солдатом.
Я улыбнулся ему в ответ.
– Что скажешь, Одноглазый?
Я с первого же взгляда понял, что Шеду ничем помочь не смогу.
Одноглазый покачал головой.
– Двое солдат еще живы, Костоправ, – сказал Гоблин. – Чего с ними делать будем?
– Несите их в гостиницу. Я подлатаю.
Они были мне братьями. То, что Взятые настроили их против нас и превратили в наших врагов, ни в коей мере не лишало их права на мою помощь.
В сумерках возникла долговязая фигура Молчуна.
– Маневр, достойный Капитана, Костоправ, – сказал он знаками.
– Да уж.
Я уставился на Шеда с грустью, какой от себя даже не ожидал.
Лежавший передо мной человек пал так низко, что дальше некуда. Но он боролся с собой, он силой заставил себя подняться и обрести достоинство. Он стал настоящим человеком, гораздо лучше меня, ибо нашел в своей душе путеводную звезду и без колебаний последовал за ней, несмотря на то что это стоило ему жизни. Возможно, хотя бы отчасти, он искупил свои грехи.
Погибнув в схватке, которая, по моему мнению, его не касалась, Шед стал для меня кем-то вроде святого покровителя, примером для подражания на всю оставшуюся жизнь. Он очень высоко поднял планку перед своим концом.
Шед открыл глаза, улыбнулся и спросил:
– Мы победили?
– Да, Шед. Благодаря тебе и Волу.
– Хорошо. – Он с улыбкой закрыл глаза.
– Эй, Костоправ! – окликнул меня Ведьмак. – Что ты думаешь делать с этим предателем Азой?
Аза по-прежнему сидел в кустах ежевики и орал, взывая о помощи. Собаки окружили кустарник.
– Копье ему в глотку, и все дела, – пробурчал Одноглазый.