– Скажу. Я хочу выйти на балкон.
Мериэль раздраженно передернула плечами, но бел-Сидек не обратил на это внимание и вывел ее на балкон. Там он снова замолчал и минут десять, не отрываясь, смотрел на темную громаду цитадели Накара Отвратительного.
– Нет, убийство Ортбала Сагдета – не подделка почерка Эйзела, – наконец заговорил он. – Этот человек работал на Генерала. Я встречался с ним сегодня утром. – Бел-Сидек изложил все по порядку.
– Но почему ты так расстроен?
– Потому что теперь я понял план освобождения Кушмарраха, который Генерал держал в строжайшей тайне. План этот – чистейшей воды безумие. Он хотел вызвать дух Накара, оживить его и силам Герода противопоставить неукротимую ярость Отвратительного.
Мериэль уставилась на него так, будто заподозрила, что возлюбленный ее сам не в твердом рассудке.
– Ты разбираешься в колдовстве? – спросил он.
– Нет. И не стремлюсь, – отрезала Мериэль.
– Я не колдун и тоже никогда не стремился овладеть этим искусством. Но волей-неволей слышишь кое-что то там, то здесь. Я знал малыша, что был похищен нынче ночью. Мать его частенько упоминала, что родился он в день гибели Накара. В тот же день появился на свет и сын предателя. Это не случайное совпадение. Пари держу, что большинство украденных летом детишек родились тогда же.
Мериэль по-прежнему не понимала.
– Они ищут блуждающую душу.
– Ищут… что?
– Во время агонии душа покидает умирающее тело и начинает искать другое, тоже стоящее на пороге двух миров – тело новорожденного. Она вселяется в эту новую плоть и забывает прошлую жизнь, но не совсем. Память обо всех предыдущих жизнях окончательно не исчезает никогда. Искусный маг может пробудить эти воспоминания и оживить давно умершего.
Мериэль вздрогнула. Теперь лицо ее выражало сомнение.
– Они ищут блуждающую душу Накара Отвратительного.
– Кто “они”?
– Его жена – Чаровница. И Эйзел Разрушитель. Они испытывают детей одного за другим в надежде найти Накара. И судя по тому, что учинили сегодня на улице Чар, они считают, что нашли его. Должно быть, между Чаровницей и Генералом произошла крупная ссора, раз она решилась покинуть крепость и убить старика.
– Я доверяю тебе, Сису. Я сделаю все, что ты сочтешь нужным. Но это просто в голове не укладывается.
– Неужели ты не видишь? Только там можно связать все случившееся воедино.
– Они мертвы, Сису, они давно умерли.
– Почем нам знать? Мы ничего не знаем о том дне, кроме того, что Накар и Ала-эх-дин Бейх убили друг друга. Я думаю, Чаровница уцелела и выжидала подходящего момента.
– Может, ты и прав. – Мериэль решила разрядить обстановку. – Но сейчас, клянусь Арамом, у тебя есть дела и поважнее, более, так сказать, земные. Ты вроде бы через восемнадцать часов собирался начать восстание. Забыл уже?
Бел-Сидек не забыл. Он вернулся в комнату и принялся за сочинение писем к атаманам. Но мысли упорно возвращались к Накару и Генералу с его безумным планом освобождения Кушмарраха.
И чем больше бел-Сидек думал, тем яснее становилось, что он поставлен перед лицом величайшего в своей жизни морального выбора.
Генерал любил Кушмаррах, любил слепо, самозабвенно, и никакая цена не казалась ему слишком высокой – лишь бы очистить улицы города от иностранных захватчиков. Бел-Сидек слепо, самозабвенно любил старика, но настолько ли, чтобы позволить этому ночному кошмару воплотиться в жизнь?
* * *
Аарон стоял по правую руку генерала Кадр на балконе одного из верхних этажей Дома Правительства. Сквозь пелену дождя генерал смотрел на крепость. Насиф стоял слева. Больше никого на балконе не было. Аарон не понимал, зачем геродианин вытащил их сюда, под дождь.
– Вы смелый человек, Хэбид?
Аарон не переставал задавать себе этот вопрос с момента вторжения бандитов в его дом.
– Нет. Обычно нет.
– А если речь идет о жизни вашего сына?
– Я сделаю все, что в моих силах. – Если смогу, подумалось ему. Аарон сомневался, что не оробеет в решительную минуту. Даже Семь Башен нельзя считать настоящим-испытанием мужества. Там у него не было никакого выбора.
– Похоже, вы в себе не уверены.
– Я всего лишь плотник, генерал.
– Правда ваша. Видите ту крепость, господин плотник? Там ваш сын. Понятия не имею, сколько времени он уже там, но, бьюсь об заклад, они не будут ждать дольше, чем это им необходимо. Мы должны поторопиться. Или – потеряем все. Я – город. Вы – сына. Я уже поднял по тревоге весь свой командный состав.
Аарону хотелось, чтоб Кадо скорее перешел к делу. Чего ходить вокруг да около? От этого только больше нервничаешь.
– У нас один путь. Действовать надо через Живых.
– Что?!
– Я намерен обратиться прямо к полковнику Сису бел-Сидеку.
Аарон уставился на генерала. Да он спятил!
– Вы пойдете домой и будете ждать там. Уверен, бел-Сидек попытается связаться с вами. Он захочет узнать, что произошло здесь этой ночью и сколько вы нам рассказали. Мы не станем пугать его – за вами никто не будет следить, не будет и охраны. Так больше шансов передать полковнику мое приглашение. Сопровождать вас в качестве моего представителя будет только бел-Абек. Его ставка в этой игре не меньше вашей.
Так, первый-намек на роль Насифа. Аарон не заметил, чтобы тот пришел в восторг. Впрочем, возражать он тоже не пытался.
Сам Аарон пребывал в полнейшем смятении.
– Но мне завтра на работу, – только и сумел промямлить он. Кадо с изумлением взглянул на него:
– На верфи я договорюсь. Согласны вы помочь или нет?
– Что я должен делать?
– Просто идти домой и ждать, пока с вами свяжутся. Полковник бел-Абек передаст мою просьбу о личной встрече.
– А моя семья?
– Возьмите их с собой, если считаете нужным. Или оставьте здесь, если считаете это более безопасным. – Кадо повернулся к Насифу и начал давать указания.
Аарон не слушал. Он смотрел на цитадель, но не видел ее. В голове было пусто.
– Ну, Хэбид, что вы решили?
– Хорошо, сэр. Я согласен.
Аарону стало стыдно: ответить так его побудили не высокие, святые, героические устремления, а боязнь, что кто-то поставит его на одну доску с презренным трусом и предателем Насифом.
* * *
Сон Эйзела был тревожен и чуток – и не только из-за ран. Он не чувствовал себя в безопасности, хотя забился на самый верх крепостной башни, в крошечную комнатенку, до которой нелегко было добраться и которую удобно было защищать.
Торго уже заходил к нему – сказать, что передал записку. А может, евнуху захотелось снова услышать, искушающие речи Эйзела;