Судорожно вздохнув, Эми вихрем вылетела из комнаты, как смерч, ищущий город, который можно было бы превратить в руины.
Откуда-то с заднего плана выступила женщина-врач и пощупала его пульс.
– Она очень настойчива, правда?
– Не знаю, что на нее нашло. Раньше она такой не была.
– У вас была интересная жизнь.
– Да нет, не совсем. Не думаю, что я поступил бы точно так же, если бы мне приходилось начинать все заново.
– Ну, вы могли бы начать заново, правда?
– Не понимаю.
– Омоложение. Я думала, это доступно каждому конфедерату.
– Ax, да. Более или менее. Кое-кто из генералов живет на свете еще с тех пор, как Ной причалил свой ковчег. Но у судьбы есть способы добраться до того, кто пытается от нее ускользнуть.
– Жаль, что у нас здесь такого нет.
– Вы не кажетесь настолько старой.
– Я думаю о своем отце. Он дряхлеет.
– Да, понимаю. Когда я смогу уйти?
– По сути дела, в любое время, но мне хотелось бы, чтобы вы задержались еще на пару часов. Сейчас вы будете чувствовать слабость и головокружение.
– Маус был прав насчет звуковых успокоительных.
– Знаю, но не я составляю сметы госпиталя. Всего хорошего, мистер бен-Раби. Постарайтесь, чтобы нам не пришлось снова встретиться.
– Я ненавижу госпитали, доктор.
Это было правдой. Те госпитали, в которых ему доводилось лежать, принадлежали Бюро, и попадал он туда для того, чтобы измениться физически или психически.
Для разминки он проделал несколько упражнений, а потом вскочил на трамвай, который шел к его дому.
Эми ждала его.
– Ох, Мойше. Это было глупо с моей стороны. Ты был прав. Это не мое дело.
Перед его приходом она плакала. У нее были красные глаза.
– Все в порядке. Я понимаю.
На самом деле он не понимал. Там, где он вырос, никто не интересовался чужой личной жизнью. В Конфедерации люди жили сегодняшним днем. И не задумывались о прошлом.
– Просто понимаешь… мне кажется, что все, что происходит между нами, так неустойчиво.
«Ну вот, – подумал он, – опять намеки на брак».
Для сейнеров брак был делом важным. В Конфедерации это было милым пережитком старины, забавой или мечтой молоденьких девушек и отчаянных романтиков. Он не мог понять серьезность, с которой сейнеры смотрели на брак. Еще не мог.
Звездоловы завоевали его преданность, но они не могли сделать из него другого человека. Они не могли превратить его в свое подобие, просто приняв в свою среду.
Интересно, подумалось ему, у Мауса те же проблемы? Наверное, нет. Маус – хамелеон. Он может адаптироваться к любой среде, раствориться в любой толпе.
– Мне надо на работу, – сказала Эми. Казалось, ее шатает от усталости.
– Тебе тоже надо бы отдохнуть, любимая. Когда она ушла, бен-Раби достал свою коллекцию марок и развернул потрепанный альбом. Упомянув Макс и Грету, Маус открыл ящик Пандоры. Через некоторое время он оттолкнул от себя альбом и попытался набросать письмо девочке. Но не придумал, что сказать.
К адмиралам и генералам обычное ожидание и дезинфекционные процедуры по прилете на Луну Командную не относились. Проверяли их тоже по сокращенной программе. С тех пор, как после Улантской войны адмирал Мак-Гроу подался в пираты, случаев нелояльности старших офицеров больше не наблюдалось. Всего через три часа после посадки личного шаттла адмирала южнее моря Спокойствия Бэкхарт вошел в свой офис.
Говоря языком другого века, он не жалел лошадей. Корабль-носитель вынырнул из гипера посередине между Луной Командной и Л-5. И тут же адмирал получил шифровку: «Немедленно требуется личное присутствие. Критично».
Либо у вселенной отвалилось дно, либо Мак-Кленнон и Шторм вернулись с охоты с ягдташами, из которых капают маленькие вкусненькие секреты.
В его кабинете уже собрался экипаж. Так он называл своих лично отобранных и доверенных людей.
– Отлично, как и вы. – Он поднял руку, обрывая дальнейшие приветствия. – Что стряслось?
– Не хотите ли сперва принять душ и переодеться? – спросил Джонс.
Бэкхарт выглядел измотанным, почти жалким. Как бродяга, нарядившийся в костюм адмирала.
– Это вы, шуты гороховые, отстукали мне «Личное присутствие. Критично». Если у меня есть время срать, мыться и бриться, надо было писать «Срочно».
– Возможно, мы поторопились, – признал Намагуши. – Но мы нашли подземный ход в этот склеп. Естественно, несколько возбудились.
– Подземный ход? Черт возьми, что здесь происходит? – Бэкхарт рухнул в огромное кресло за бескрайним столом из полированного дерева. – Ближе к делу, Акидо.
Намагуши вскочил с кресла и толкнул по сверкающей поверхности стола картонный квадратик.
– Цифры. Твой почерк ничуть не улучшился.
– Секретариат готовит распечатку, сэр. Это, сэр, то, что прислал нам Шторм.
– Ну и что?
– Стандартная система координат Моргана, сэр. Местоположение звезды. У нас ушло два дня на перевод из сангарийской системы координат.
– Сангарийской?.. Господи Иисусе! Это?..
– То, чего мы дожидались всю свою жизнь. Координаты их звезды.
– О Господи! Не может быть. Две сотни лет мы их искали. Резали глотки и теряли собственные головы – как банда фашиствующих молодчиков. И это окупилось. Я сделал ставку с дальним прицелом, и она выиграла. Коммуникатор мне! Черт возьми, дайте мне кто-нибудь этот чертов коммуникатор!
Джонс передал коммуникатор через стол. Бэкхарт яростно застучал по клавишам.
– Бэкхарт. Приоритетно. Эй ты! Да хоть бы он сейчас царицу Савскую трахал! Личное, важное, и я твои яйца зажарю на завтрак, молокосос, если ты сейчас же не… Прошу прощения, сэр. – Его манеры вдруг претерпели чудесное превращение.
– Да, сэр. Именно так, сэр. Я хочу получить подтверждение нашей позиции по Меморандуму о Долгосрочной Политике и Процедуре номер четыре. Конкретнее – параграфа шестого.
Воцарилось долгое молчание. Соратники Бэкхарта все ближе и ближе пододвигались к своему шефу. Наконец человек на другом конце провода что-то ответил.
– Да, сэр. Абсолютно. У меня в руках данные, сэр. Только что расшифрованы. Дайте мне фон Драхова и Первый Флот… Да, сэр. Я прошу на это время карт-бланш. Начать могу прямо завтра.
Снова молчание.
Наконец:
– Да, сэр. Именно об этом я и подумал, сэр. Понимаю, сэр. Благодарю вас, сэр. – Бэкхарт отключил связь. – Он хочет обсудить это с начальниками штабов.