Диктаторы сангарийских Семей только одно знали наверняка: Стардастер – человек. Пусть сангарийцы – убийцы, грабители, жадные, бессовестные, но только человек, одержимый ненавистью, может так кровожадно их истреблять, как Стардастер.
Даже мотивы его были не до конца ясны. Похищенный им наркотик не всегда снова попадал в торговые каналы. Ясно, что он был одержим не жадностью.
Яхтсмены арендовали наземную машину и исчезли в районе городских складов.
Гундакар Нивен был коренастым человеком среднего роста. У него были твердые темные глаза – такие, которых боятся штатские. Руки у него были толстые и тяжелые. При разговоре он тыкал указательным пальцем, подчеркивая свои слова. От правого уха у него тянулся шрам по всей щеке до самого угла рта.
– Взорвать его килограммом «Д-14»! – буркнул он, ткнув пальцем в облупленное здание склада. Слова его были неразборчивы, потому что правая половина рта не шевелилась. – Сжечь их и драпать.
Водителем у него был маленький человечек с маньчжурскими усиками и такими же холодными глазами, как у хозяина.
– Это не разговор. Только и увидим, как они хорошо умеют умирать.
– Знаешь, Маус, работать на Бэкхарта – это я на метр не дорос. Преступный мир – не моя специализация. Слишком грязная работа и слишком сложная. Ты что, думаешь, у настоящего Стардастера есть тут люди?
Маленький человечек рассмеялся:
– Это точно. Можешь на это рассчитывать.
– Ах ты, черт!
– Эй! Работать на Старика – это честь. Если он тебя зовет, значит, ты этого добился. Неужто тебя не тошнит от ремесла военного атташе?
– Нет. Я туда завербовался.
– Да ладно, брось! Сидеть и плести паутину в углу. Скука, в которую никак не добавить перца. Когда припечет, прятаться в посольстве.
– Так ты думаешь, все это – паркетно-шампанская работа? А у меня, знаешь, на Шейкдауне не было времени на тоску. Причем внутри посольства.
– Все равно не то же самое. Так вот, у Стардастера здесь есть люди. Но когда всплывет весть, а пыль осядет, нас уже тут давно не будет.
– Ты мне то же самое говорил на Горьком. А на Новой Земле все вообще должно было быть как нечего делать.
– Так мог бы уже и привыкнуть.
– Может быть. Гундакар Нивен! Что это за имя такое?
– Берешь то, что тебе дают. Тут не дипломатическая служба. Тут повеселее.
– Говори, говори. Но тебя они не переделывают. Ты на каждом задании, Маус. Тебя никогда не ломают в жерновах Медотдела. Никогда психологи не лезут к тебе в мозги.
– Потому что не надо. Я же не роль первого плана. Моя задача – быть рядом и вытащить твою задницу из огня, когда ее припечет.
– Что-то мне во всем этом не нравится, Маус. Тут что-то не так. Где-то ждет беда.
– Мужчина рождается для бед, как искры взлетают вверх.
– Твою мать! У тебя просишь туалетной бумаги, а ты в ответ швыряешь Библию. Я тебе говорю, Маус, это дело гнилое.
– Потому что у нас нет поддержки? Не дрейфь, док, нам она не нужна. Местная шайка сангарийцев для такой Семьи, как Норбоны, значит не больше прыща на заднице. Тут на всей планете их всего пять или шесть. Всю работу делают местные таланты.
– Выстрел местной шпаны сожжет тебя не хуже, чем выстрел столичного профессионала. Без возможности воскрешения. Что там вообще есть?
– Мы с тобой скоро там будем, док. В этой крысиной норе и миллиона народу не наберется. Три вшивых купола, а болот столько, что хватило бы на всю Конфедерацию.
– Даже здесь воняет.
– Это у тебя в голове. Давай, сворачиваем за угол. Они медленно брели по кварталу, пристально рассматривая район складов собственными глазами. Карты улиц и эйдетические голокартины – это хорошо, но только осмотр на местности делает ее реальным. У каждого города свое ощущение, свой цвет, запах, стиль. Психотехническое ознакомление не дает возможности ощутить неуловимые нюансы реальности.
В их профессии краеугольным и ключевым камнем всегда было знание и подготовка.
– Мне нужна ванна, – пожаловался Нивен. – Я весь провонял болотной грязью.
– Пойдем обратно к «Маркесу». У меня живот уже прошел, и я есть хочу. А пара партий поставит меня снова на рельсы. Делом можно заняться и завтра.
«Маркое» был лучшим отелем на Сломанных Крыльях и одним из лучших во всем Рукаве. Несмотря на ограничения, которые накладывали теснота и законодательство купольного города. Купольные города были космическими кораблями на мертвом якоре на поверхности планет. Что в переводе означает – весьма некомфортабельными.
Вестибюль «Маркоса» был декорирован голоиллюзиями, создающими впечатление открытого пространства. Стена напротив входа была скрыта закругляющейся голографической панорамой вида другой планеты. Маус застыл.
– Что случилось?
Коротышка продолжал смотреть прямо перед собой. И не ответил.
– Вид на Горы Грома из Эджворда, Черный Мир, – вполголоса произнес Нивен, узнав пейзаж.
Это был суровый вид на черные горы, иссеченные злыми звездными ветрами преднового солнца. Черный Мир был одним из самых негостеприимных и трагически красивых внешних миров.
– Просто удивился, док. – Маус оглядел вестибюль. – Когда мы регистрировались, здесь был Кафедральный Лес Трегоргарта.
На них смотрели. Эти двое производили впечатление не гостей, а захватчиков. Внешность выдавала в них крепких орешков, привыкших зависеть лишь от себя самих. Парням такой породы место в квартале складов, а не вблизи колодца благовоспитанности.
И коридорный с водянистыми глазами, который сквозь голограмму лифта смотрел, как они идут по вестибюлю, тоже был здесь не на своем месте. Он прихрамывал на ходу, но слишком он был солидным, слишком мачо, чтобы принадлежать к обслуге. И форма была ему чуть тесновата. И манера держаться была на миллиметр увереннее, чем нужно.
– Что-то съехало с нарезки, – сказал Маус. Двери лифта закрылись с неожиданной силой, как будто произнося объявление войны.
Все операции Бэкхарта отличались подробнейшими предварительными исследованиями. Маус и Нивен видели фотографии и читали личные дела всех служащих отеля.
– Я его видел. Что будем делать?
– Остановимся на этаж ниже. Нивен поинтересовался, почему сразу не вылезти к чертовой матери.
– Пройдем по лестнице. Стукнем их сзади.
– Слишком много допущений.
– Все, какие угодно, чтобы не получить лишний раз по зубам.
Им нужно было на пятый. На уровень пентхауса. Там было всего четыре номера, и занят был только тот, где они жили.
– Они догадаются по пустой кабине, – заметил Нивен, когда Маус нажал на четвертый – Ага, ты прав.