Прицел ушел в сторону.
Это движение его выдало. Улыбка ее взорвалась сабельным лязгом смеха, оружие прыгнуло ей в руку, и рука взлетела.
Он среагировал. От ее выстрела раскалился докрасна металл там, где он только что стоял. Но он двигался через открытое пространство. Палец его уже не был парализован, хотя выстрелил он наудачу, срезав секцию консоли. Он нырнул под прикрытие какой-то большой машины. Машина, ничем не интересуясь, ворчала что-то про себя. Как многие люди, она ничего не будет делать, пока ее не тронут, а тогда будет только стоять на месте и вопить.
До него донесся издевательский крик Марии. Слов он не мог разобрать, но это было не важно. Она хотела вывести его из себя, чтобы он снова показался. Лучи лизали его укрытие, и металл оплывал язычками, как свечной воск.
Он был перепуган. Слишком на этот раз он глубоко заплыл. Нырнул туда, куда боялся нырнуть еще с первого задания на работе у Бэкхарта.
В приступе сумасшедшего юмора висельника он подумал, что смерть зато положит конец всем его психологическим трудностям.
Но и он сам, и эта женщина были слишком уверены в его бессилии, в его неуверенности, недостатке решительности. Что-то треснуло в нем. Что-то проклюнулось из яйца тьмы, лежащего в глубине его «я». Вдруг он понял, что есть что-то, во что он может верить, что-то, за что стоит драться. Это пыталось прорваться в нем с самого начала.
Он улыбнулся, потом засмеялся горькой иронии судьбы. Его Грааль. Он нашел его на дорогах Ада, и теперь он умрет. Это корабль. Это народ сейнеров.
Непостижимая глупость – он шагнул на открытое место. Женщина так удивилась, что на секунду замешкалась. А он – нет. Он выстрелил первым. Рука его была тверда, прицел верен. Как его учили.
Безумие момента прошло. Он был теперь так же пуст, как тогда, когда вошел в космопорт Блейк-сити. Так нашел ли он хоть что-нибудь, в конце концов? Или просто его тяга к оружию нашла себе оправдание в этой световой феерии?
Он еще стоял над ней, когда прибыли люди Киндервоорта. Сколько он там пробыл, он не знал. Пока он ждал, бой уже затих. Оказывается, он вернул на место все переброшенные ею переключатели, хотя и не помнил этого. Операционный сектор получил отчаянно необходимый ему кислород.
Когда его нашли, он плакал. Интересно, сколько времени он этим занимался? Маус иногда проливал слезы после акции, будто свежий труп был его любимым братом. Он считал, что так Маус разряжает свои сдерживаемые эмоции, когда никто не может схватиться за ручку управления его души.
Кто-то высвободил лазер из его судорожно скрюченных пальцев.
– Мойше? – позвала Эми. – Как ты?
Он схватил ее, крепко прижал к себе. Она была теплым огнем в холодной, темной и пустой пещере. Она позволила ему в себя вцепиться, потом высвободилась, все так же держа его за руку выше локтя. Она была чуть отстраненной, слегка перепуганной. И кто бы не был после того, что он только что сделал?
– Пойдем. С тобой хочет поговорить Ярл.
Он кивнул. Да. Киндервоорт точно захочет знать все подробности. Старый доктор Череп будет тыкать, щупать, пытаться поднять крышку его души. Даже в день битвы Киндервоорт не станет спускать глаз с крови своего корабля – именно этим были для «Даниона» люди. Траулер был воистину живым существом, а люди внутри него – специализированными клетками.
Он позволил Эми себя увести, но бросил последний взгляд на Марию. Люди Киндервоорта делали снимки и записывали что-то на ленты. Санитары грузили тела на носилки. Техники вились возле поврежденной консоли и пытались уговорить системы держать нормальные показатели атмосферы… Но его глаза видели только Марию.
Марию. Она мертва. Теперь он мог отпустить свою душу и называть ее по-другому, чем просто «сангарийка».
Он не знал, почему и как, но он, наверное, любил ее – как-то странно, психотически. А может быть, он был влюблен в смерть, символом которой она была. Но вот она лежит здесь, некрасиво раскинувшись, сломанная. И ему стало чуть свободнее. И печальнее.
В кабинете Киндервоорта было столпотворение. В спешке вбегали и выбегали люди, толпились на подходах. Мойше подумал, что сейчас подобное творится во всех кабинетах на борту корабля. Работы теперь хватит на всех и надолго.
Киндервоорт протолкался к ним:
– Мойше! Эми! Давайте в кабинет.
Он проложил им дорогу, плюхнулся за свой стол и заявил:
– Слава Создателю за это затишье. Я одиннадцать часов из скафандра не вылезал. Чуть не спятил. Так можно клаустрофобию заработать. Ты как себя чувствуешь, Мойше? Вид у тебя что-то бледный.
Бен-Раби сидел, упираясь локтями в колени и глядя куда-то в бесконечность. Он пожал плечами.
– Очень долго ты заставлял меня за себя волноваться, Мойше, – сказал Киндервоорт. – Ты был такой одинокий, погруженный в себя, бесполезный. Совсем не такой, которому хочется заплатить вперед. Не знаю, каким я ожидал увидеть лучшего человека Бэкхарта, но точно не таким, как ты. До сегодняшнего дня. Когда ты действовал так, как был должен. Интуитивно, быстро, верно и эффективно.
Так, как мне было сказано ожидать. И с почерком. И со своим. Разве что ты сказал Маусу?
Киндервоорт сложил пальцы домиком у себя перед лицом. Он думал вслух.
– Теперь расскажи мне, что произошло. Бесцензурную версию.
Мойше начал рассказывать, и это помогло. Начал он с самого начала и рассказал все, полагая, что Ярл знает достаточно, чтобы обнаружить пропуск главных моментов. Он старался быть объективным.
Киндервоорт кивал, иногда что-то машинально чертил перед собой, один раз попросил каких-нибудь подтверждающих сведений. Некоторые моменты он просил повторять. По сравнению с отчетами в Бюро это был блаженный отдых. Киндервоорт попросил Эми позвонить и проверить, что Маусу оказана медицинская помощь.
Бен-Раби рассказал обо всем, кроме спрятанного оружия.
Когда он закончил, Киндервоорт спросил:
– Сегодня для тебя что-нибудь изменилось? Готов ты перейти к нам?
Мойше обдумал это. Глубоко. Он хотел стать частью того, что здесь нашел. Но не мог. На условиях Киндервоорта – не мог.
– Нет, Ярл. Не могу.
Эми была разочарована. Он этого и ожидал от нее. Симптомы были безошибочны – у нее были планы. Колокола и белый атлас и прочая архаистическая экстравагантность.
– Зачем ты тогда преследовал Гонзалес? Мы бы ее в конце концов взяли. Может быть, слишком поздно, чтобы спасти операционный сектор, – признал он, – но взяли бы.
Бен-Раби не мог заставить себя ответить правду. Наземники не мстят за друзей. У них нет друзей, за которых можно мстить. А он не хотел, чтобы они знали главный закон Бюро: ни один удар по людям на его стороне не должен остаться безнаказанным.
– Очень просто. Хотел спасти свою шкуру тоже. Он кратко описал то, что произошло на Сломанных Крыльях.