– С тобой все в порядке? Ты уверен, что не хочешь откланяться и распрощаться с этим местом?
– Нет. Раз я начал, то закончу. Мне просто становится не по себе от мысли, что мы можем погибнуть в каком-то совершенно неизвестном нам месте.
Им так и не сказали, куда их направляют.
Браги не воспринимал все разговоры о Гильдии как о братстве единомышленников. Он, бесспорно, испытывал чувство товарищества по отношению к солдатам своего отделения или роты. Выработка такого отношения являлась неотъемлемой частью всей программы обучения. Он бок о бок прошел сквозь Ад с этими людьми, и они все научились полагаться друг на друга. Но по большому счету принадлежность к Гильдии совершенно не трогала Браги. Заветы чести братства оставались ему чуждыми, а сам факт пребывания в Гильдии не рождал никакой гордости. И это его серьезно беспокоило. Эти материи, казалось, имели огромное значение как для его командиров, так и для товарищей. Именно эти понятия превращали Гильдию в то, что она есть.
Он изо всех сил пытался думать так, как надо. Но это было то же самое, что заставить себя спать. Результат оказывался совершенно обратным.
Время, казалось, остановилось, но День Щита все-таки наступил. Все великие старцы – прославленные генералы – спустились вниз из Цитадели, чтобы проинспектировать новобранцев и произнести речи. Их выступления, к всеобщему удовольствию, оказались на удивление краткими. Кастелян ордена – высший чин из всех присутствующих – принес свои извинения за то, что новобранцы не смогут воспользоваться положенным им после окончания традиционным отпуском.
Затем пришел черед финальной церемонии, в ходе которой каждому новоиспеченному члену Гильдии вручался щит рядового пехотинца. Для этой цели молодым воинам приходилось выходить из строя. Щиты тех, кто особенно отличился в ходе обучения, были украшены лентой. Браги получил ленту за то, что его отделение во время инспектирования было признано лучшим.
Награда эта ввела его в ужасное смущение. Он заспешил в строй, а его товарищи скалились по-волчьи. Глядя на ленту и щит, он вдруг ощутил, как к его горлу вдруг подкатился комок, а сердце преисполнилось небывалой гордостью.
– Проклятие, – пробормотал он. – Все-таки они и меня достали.
* * *
– Подъем, парни! И вперед на врага! – ревел капрал Трубачик, стаскивая одеяла с юных пехотинцев. – Наступает ещё один день славы для вашего непревзойденного отделения! Вставайте, вставайте! Порядок вам известен. Построение роты через полчаса. – Он выскочил из двери, чуть подкрутив фитилек лампы, чтобы та ярче горела.
– Будь все проклято! – не выдержал Рескирд. – Оказывается, все осталось по-прежнему. А я так надеялся, что нам дадут выспаться.
Браги промолчал. Взяв мыло и бритву, он заковылял в туалет. Ему казалось, что голова набита соломой, а настроение было просто отвратным. Он молча побрился и умылся, игнорируя все шуточки по поводу ленты.
– Становись! – орал на весь плац Трубачик. – Командиры взводов! Доложить!
Взводные сержанты, сделав оборот кругом, зычно потребовали доклады от командиров отделений. Браги, не подсчитывая, доложил о том, что присутствуют все. Еще ни случалось такого, чтобы кто-нибудь из его отделения не являлся на построение.
Значительно больше занимали его люди, толпящиеся за спиной Сангинета. Почему они там? И кто они такие?
Через пару минут он узнал ответ, и сердце у него упало. Топчущиеся рядом с сержантом типы оказались ветеранами, назначенными командирами отделений. В глубине души он вопреки очевидности надеялся сохранить этот пост за собой.
Отделение за отделением, получив нового капрала, покидало плац. Отряд Браги попал под команду маленького жилистого итаскийца по имени Бердсонг, который и повел их к интенданту. Он ничего не говорил, наблюдая за тем, как интендант меняет износившееся или поврежденное за время учебы обмундирование. Каждый солдат получил по дополнительной паре сапог.
– Не нравится мне это, – ворчал Рескирд. – Лишняя обувь означает одно – кто-то полагает, что мы сотрем много подошв.
Браги покосился в сторону Бердсонга. Маленький капрал улыбался, и от улыбки его усы двигались, став похожими на рыжеватых гусениц.
После интендантов наступил черед оружейников. Они поменяли новобранцам учебное оружие на боевое. Каждый солдат получил нагрудник. Браги и Хаакену пришлось дважды выдержать спор с оружейником, который жаждал отнять у них мечи, принесенные из Тролледингии. В конфликт пришлось вмешаться Бердсонгу, который понимал значение наследственных клинков.
– Но они же не соответствуют стандартам! – протестовал оружейник.
– Зато в конечном итоге выиграет твой бюджет, – парировал Бердсонг.
Конец дискуссии.
Затем последовали ещё две остановки. В кухне, где солдаты получили полевой рацион (Рескирд застонал, увидев, как много харча придется тащить на себе), и у казначея, где протест Рескирда никак не проявился.
Отдельные члены Гильдии большого вознаграждения не получали, во всяком случае, оно не шло ни в какое сравнение с тем, что платили солдатам других армий. Их главной наградой был сам факт принадлежности к братству. Но на сей раз старцы из Цитадели решили выплатить молодым солдатам существенную компенсацию за неиспользованный отпуск. Кроме того, каждый из них получил аванс в размере месячного жалованья, что было обычным при отправлении в поход.
И вот наступило время снова собраться на плацу. Пока остальные отделения проходили установленную процедуру, Бердсонг решил получше познакомиться со своими людьми. Сам он производил впечатление слегка важничающего, но тем не менее весьма смущенного и не совсем уверенного в себе человека. Короче говоря, он ничем не отличался от любого другого, получившего неожиданно для себя командный пост.
– Похоже, что он мне может понравиться, – шепнул Браги Хаакену.
Хаакен равнодушно пожал плечами, но зато Рескирд пообещал устроить капралу веселую жизнь, так как, по его мнению, командиром отделения должен был остаться Браги.
– Только попробуй. Я тебе шею сломаю, – сказал ему Браги.
Сангинет возвратился на плац верхом. За ним пешим ходом следовали Трубачик и другие унтеры, которые занимались боевой подготовкой роты. На них красовались новые перевязи и значки, говорившие о повышении по службе. Сангинет был произведен в лейтенанты.
– Становись! – прогремел голос сержанта Трубачика. – Мы выступаем!
Через пять минут, когда солнце едва-едва успело показаться над линией горизонта, марш начался.
* * *
Это было ещё круче, чем во время учебы. От рассвета до заката. Сорок-пятьдесят миль ежедневно, питаясь лишь вяленым мясом, сухими фруктами да обжаренным зерном и утоляя жажду тепловатой водой. Лишь изредка удавалось полакомиться свежими фруктами, купленными у попадающихся на пути фермеров. Кормиться «с земли» запрещалось, за исключением диких лесов, где позволялось хватать все, что можно. Солдаты Гильдии не грабили население даже ради того, чтобы прокормиться. Их научили считать себя людьми благородными и презирать дикарское поведение солдат обычных армий.