Бандиты сэра Керена оказались крепкими бойцами. Невзирая на свое положение, Насмешник не мог не восхищаться их профессионализмом. Они развернулись и повели наступление три против двух. Ни о каких переговорах не было и речи.
События принимали и вовсе интригующий оборот.
Как только сэр Керен начал атаку, одноглазый сделал выпад, и острие его меча вонзилось в голову рыцаря чуть ниже края шлема. Соратник Балфура погиб в тот же момент, сраженный вторым подручным сэра Керена. Балфур выжил только потому, что одноглазый успел свалить своего сотоварища ударом сзади.
Первоначальный восторг Насмешника вскоре сменился подозрением, что его спасение – совсем не то, чем представляется. Скорее всего, это было вовсе не спасение. И он воспользовался предоставленным шансом.
Насмешник, давно освободившийся от своих уз, развернул лошадь и поскакал прочь.
Им, видимо, неизвестно его прошлое, думал толстяк, проносясь по лесу. В противном случае они приняли бы меры предосторожности. Ему были известны многие трюки, и он частенько зарабатывал себе на хлеб, публично освобождаясь от цепей.
Он успел удалиться на добрую пару сотен ярдов, когда оставшаяся в живых пара заметила его побег и начала погоню.
Погоня оказалась короткой.
Тропа делала поворот. И вот на выходе из поворота лошадь Насмешника резко остановилась, затем попятилась назад и дико заржала.
На тропе, преграждая путь, стоял высокий худощавый человек в черном. На лице у него была золотая маска, изображавшая помесь кошки и горгульи с глазами и клыками из драгоценных камней. И если маску можно было описать словами, то ужас и отвращение, которые она внушала, никакому описанию не поддавались.
Насмешник ударил каблуками в бока лошади в тщетной попытке направить её на черного человека.
Вместо того чтобы прыгнуть вперед, лошадь снова попятилась и заржала еще отчаяннее. Насмешник выпал из седла и, почти теряя сознание, покатился по толстому слою сосновый игл, бормоча;
– О горе мне, о горе! Обычное проклятие моей несчастнейшей жизни. Ну почему за углом меня всегда ждет новое зло, даже более худшее, чем первое?
Он корчился, симулируя ужасную боль, и скреб пальцами в сосновых иглах, надеясь отыскать там хоть что-то похожее на оружие.
В этот момент появились Балфур и одноглазый. Последний соскочил с седла, пнул Насмешника сапогом и крепко связал.
– Вы чуть не провалили дело, – тоном обвинителя произнес человек в маске.
Балфур не проявил ни страха, ни смущения.
– Они оказались отличными бойцами, а его вы получили. Только это имеет значение. Заплатите Рико. Он нам очень помог и заслужил хорошее отношение. Я же возвращаюсь в Форгреберг.
– Нет.
– Мой клинок быстрее вашего! – произнес Балфур, вытащив меч из ножен примерно на фуг. – Если мы не будем честны друг с другом, то провал нашему делу обеспечен.
– Прекрасно сказано, – с легким поклоном ответил человек в черном. – Я просто хотел сказать, что возвращение представляется мне не совсем мудрым шагом. Мы произвели здесь слишком много шума. Нас видели. Люди леса – Марена Димура – наблюдают за нами. Всех свидетелей мы выследить не сможем. Все будет гораздо проще, если вы скроетесь.
Балфур обнажил меч еще на фут. Рико, не совсем понимая, что происходит, занял удобную позицию для атаки с фланга.
Худощавый незнакомец очень медленно поднял руки и произнес: .
– Нет, нет. Как вы правильно заметили, мы должны полностью доверять друг другу. Должны уважать друг друга. В противном случае как мы сможем обращать в нашу веру других?
Балфур согласно кивнул, но при этом не расслабился.
Насмешник слушал и из-под полуприкрытых век наблюдал – за происходящим. Сердце его бешено колотилось. Какой новый ужас обрушился на него? И почему?
– Рико, возьми это. Здесь золото, – сказал незнакомец, протягивая одноглазому мешочек.
Тот посмотрел в сторону Балфура, взял кошель, заглянул внутрь и проговорил:
– Он не врет. Наверное, тридцать монет. Итаскийских и из Ива Сколовды.
– Этого должно хватить до той поры, когда начнутся действия и ты сможешь вернуться, – заметил человек в маске.
– Хорошо, – произнес Балфур, вгоняя меч в ножны, – я знаю местечко, где нас никто не отыщет. Им и в голову не придет там искать. Вам потребуется помощь, чтобы с ним справиться? – спросил полковник, ткнув Насмешника носком сапога.
Толстяк почувствовал, как за страшной маской в насмешливой улыбке искривились губы.
– С этим-то? С этой толстой жабой? Нет. Отправляйтесь, пока его друзья ничего не услышали.
– Рико, в путь!
Когда полковник и Рико уехали, высокий человек в задумчивости встал над пленником.
Насмешник не был бы Насмешником, если бы не сделал попытки бежать, даже зная, что это безнадежно.
Он попробовал нанести удар ногой.
Высокий человек, увернувшись, в свою очередь, с завидной легкостью занес ногу для удара и…
Вся вселенная Насмешника сжалась до одной огненной точки, которая, ослепительно вспыхнув, тут же погасла. Насмешник погрузился во тьму, и ход времени для него остановился.
Рагнарсон соскочил с седла, бросил поводья на нижнюю ветвь дерева и сел, привалившись спиной к дубу.
– Присоединяйтесь-ка, ребята, ко мне, – сказал он, устраиваясь поудобнее. – Здесь так спокойно.
Прохладный ветерок шелестел листьями в лесу Гудбрандсдал – Королевском Заказнике, расположенном у западной границы столичного округа Форгреберг.
Турран, Вальтер, Черный Клык, Драконоборец и секретарь Рагнарсона, ученый муж из Хэлин-Деймиеля по имени Дерел Пратаксис, слезли со своих лошадей. Вальтер улегся на молодую траву и захватил зубами зеленый стебелек. Молочный брат Рагнарсона Черный Клык захрапел уже через несколько секунд.
Все началось как охота на вепря. Загонщики отправились в лес, чтобы поднять зверя. Другие отряды охотников расположились в нескольких сотнях ярдов по обе стороны от людей Рагнарсона. Браги, по правде говоря, на охоту было наплевать. Он выехал из города просто для того, чтобы немного отдохнуть, и все его понимали.
– Иногда мне кажется, – задумчиво произнес Браги несколько минут спустя, – что мы жили лучше, когда все наши заботы сводились к тому, как раздобыть хлеб насущный на следующий день.
Драконоборец, худой, свитый из жил брюнет, кивнул.
– Да, в том времени было много славного. Например, нам не надо было заботиться ни о ком, кроме себя.
Рагнарсон сделал рукой неопределенный жест, выдававший его внутреннее беспокойство.