Мы трудились всю ночь, ломая сухие ветки на растопку. Дно котловины густо заросло кустами и деревьями; стоило их поджечь, и пожар охватил бы всю котловину. Я исходил из того, что во время ночной прохлады драконы впадают в спячку или в оцепенение – при понижении температуры рептилии всегда становятся вялыми. Удар следовало нанести незадолго до рассвета, в самый холодный час ночи.
Я лишь опасался, что они выставят какую-нибудь охрану – скорее всего, чувствительных к теплу змей, вроде тех, что напали на нас в пещерах. Я возлагал надежды на то, что высокомерно-самонадеянный Сетх решит, будто пятеро людишек непременно должны заночевать в укромном месте и тронуться в путь лишь после восхода солнца.
Мы сделали около двенадцати рейсов по скользким влажным скалам, таская охапки валежника и сухих веток. Взошел месяц – тонкий серпик, почти не дававший света, а вместе с ним, почти касаясь его края, поднялась по небосводу багровая звезда. Быстро в полнейшем молчании мы начали переносить запасы топлива к устью котловины.
У входа в котловину высился темный силуэт дракона. Он сидел совершенно неподвижно, опираясь на хвост, и красноватый свет чужой звезды мерцал в его зрачках. Дракон не спал.
Охранник. Часовой. Все-таки дьявол Сетх не настолько самонадеян.
Вскинув руку, я остановил людей, которые шли следом. Они опустили вязанки хвороста и невольно охнули при виде чудовища, возвышавшегося на фоне ночного неба. Оно медленно повернуло свою массивную голову в нашу сторону. Мы попятились, слившись со скалой, растворившись в ее покровительственной тени.
Ящер не бросился преследовать нас. Мне он показался сонным и апатичным.
– Нам его не обойти! – встревоженно прошептал Крон.
– Придется его убить, – отозвался я. – И притом тихо, чтобы не разбудить остальных.
– Но как…
Я призвал его к молчанию, приложив палец к губам. Затем распорядился:
– Ждите здесь. Совершенно молча. Не разговаривайте, даже не шевелитесь. Но если услышите, что чудовище взревело, то бегите отсюда что есть духу и меня не ищите.
Я чувствовал, что у него на языке вертятся вопросы, но времени на объяснения не было. Ни слова не говоря, я нащупал опору для рук и принялся взбираться вверх по крутой скале.
Камень крошился, и не один раз мне казалось, что сейчас я рухну на дно и сломаю себе шею. Мне пришлось немало попотеть, но после долгого восхождения я сумел найти карниз, шедший параллельно земле. Он был настолько узок, что места едва хватало, чтобы поставить босую ногу. Распластавшись по скале, еще не остывшей после дневного жара, я медленно, бесшумно пробирался вперед, пока не оказался прямо над драконом.
Во тьме негромко ухнула сова. Сверчки тянули свою бесконечную скрипучую песнь, в которую высокими нотами вплеталось кваканье лягушек у реки. Никто в лесу не подозревал, что смерть уже готова нанести свой удар.
Поворачиваясь, я споткнулся и едва не свалился, но все-таки успел припасть спиной к камням и удержаться. Затем я извлек кинжал из ножен на бедре. У меня будет лишь один-единственный шанс убить монстра. Если я промахнусь, он пообедает мной.
Не мешкая дольше, чем требовалось, чтобы набрать полную грудь воздуха и прикинуть расстояние до чудовища, я шагнул с карниза в пустоту.
Я с такой силой обрушился на спину дракона, что это едва не вышибло из меня дух. Не успел ящер осознать, что произошло, как я уже всадил клинок ему в затылок. Кинжал наткнулся то ли на кость, то ли на толстый хрящ. Я вогнал его глубже, вложив в удар все свои силы.
И ощутил, как чудовище умирает. Только что, поворачивая ко мне жуткую голову с оскаленной пастью, оно было полным энергии – а в следующий миг рухнуло, будто из-под него выдернули подпорку, безжизненное, как камень. Оно свалилось ничком в грязь, вызвав всплеск, как упавший со скалы слон.
Я лежал, прильнув к его шкуре. На несколько нескончаемо долгих биений пульса ночные звуки смолкли; затем сверчки и лягушки снова завели свою музыку. Кто-то из собакоподобных залаял на восходившую луну. И ни один из оставшихся драконов не шелохнулся.
Я пробрался обратно к дожидавшимся меня разведчикам. Их белые зубы светились во мраке, приоткрытые в широких ухмылках. Не теряя ни секунды, мы начали наваливать принесенное топливо в устье котловины.
Когда баррикада была закончена, небо на востоке уже посерело. Возведенный нами барьер казался чересчур ненадежным – но на лучшее мы были не способны.
Мы с Кроном подползли к заграждению. Сквозь путаницу сухих ветвей видны были драконы, оцепеневшие, как изваянные из камня статуи, настолько высокие, что их морды находились на уровне нижних пещер. Глаз ящеры не закрывали, но хранили полнейшую неподвижность, и лишь бока их неспешно вздымались – то было глубокое, ровное дыхание сна.
Крону не сразу удалось развести огонь при помощи двух сухих палочек. Но в конце концов из-под его мелькавших ладоней показался дымок, а затем и язычок пламени. Когда Крон швырнул разгоревшуюся растопку в куст, я поднес к пламени ветку. Затем мы вскочили в полный рост и помчались вдоль барьера, поджигая его через каждые несколько ярдов.
Когда мы добрались до остальных, они тоже успели развести огонь. Теперь он охватил весь барьер; сухие кусты вспыхивали с легким потрескиванием; воздух лизали жаркие языки пламени.
А драконы все еще не шевелились. Опасаясь, что огонь угаснет прежде, чем загорятся кусты и деревья котловины, я вскочил, схватив горящую ветвь. Этим импровизированным факелом я поджег несколько кустов и деревце на краю небольшой рощицы. Затем занялась трава. Дым и пламя встали высокой стеной; ветер подхватил их и понес в глубь котловины.
Теперь драконы заворочались. Сначала пробудился один. Встряхнувшись, он поднялся на задние ноги, вытянув хвост вдоль земли и высоко задрав голову, чтобы понюхать воздух. За ним очнулся второй, зашипев настолько громко, что этот звук перекрыл рев пламени. Все остальные проснулись как-то разом, встряхиваясь и с яростным шипением подскакивая на задних лапах.
Я считал, что предрассветная прохлада сделает их вялыми и апатичными, но ошибся. Они быстро пришли в себя и тревожно забегали вдоль стен котловины, когда перед ними встала огненная стена и ветер погнал пламя им навстречу.
Минут пять они беспорядочно суетились, шипя и рыча. От страха и ярости шкуры их побагровели. Ящеры были слишком велики, чтобы взобраться по крутому откосу, на котором мог бы спастись человек. Они оказались в ловушке: позади отвесная каменная стена, впереди море огня и густое облако удушливого дыма. Я ощутил, как от опаляющего жара скручиваются волоски у меня на руках.
Мы отступили от огня. Вдруг, будто по сигналу, все драконы одновременно приняли одно и то же решение. Повернувшись, они ринулись в ревущее пламя.
Неровной колонной они попарно устремились в устроенный для них погребальный костер. Шипя и ревя, будто огромные паровые катки, они вброд пересекали огненное море, то и дело вскидывая огромные головы, чтобы удержать их над дымом и пламенем. Двигавшиеся впереди топтали охваченные пламенем кусты и деревья, расчищая дорогу для тех, которые шли следом. Один ящер из головной пары с жутким воем рухнул. За ним другой. Но остальные упорно стремились вперед, топча своих заживо изжарившихся собратьев.