– Куда угодно. Все лучше, чем торчать здесь, – ответил я.
Моя богиня кивнула, соглашаясь.
– И как можно дальше отсюда, – добавил я.
– Тебя тревожит Сетх?
– А тебя нет?
– Пожалуй, должен бы. Но я не могу отделаться от мысли, что он не станет утруждаться из-за нас. Мы здесь все равно что в мышеловке, так стоит ли тратить силы, чтобы искать нас и убивать? Мы умрем здесь, любимый, в этом жалком, затерянном в глубине тысячелетий времени, и никто нас не спасет.
Сумерки бросили на очаровательное лицо Ани мрачную тень, голос ее охрип от уныния. Я бы с удовольствием прожил нормальную человеческую жизнь с моей подругой в каменном веке, но прохладные райские леса – совсем не то, что гнилые, вонючие джунгли. Хотя соплеменники и предали нас, в Раю мы жили бы среди людей. А здесь мы совершенно одни, не с кем и словом перемолвиться.
– Мы еще не покойники, – заметил я. – И я вовсе не намерен помогать Сетху нас уничтожить.
– Да с какой стати ему утруждаться?
– А с такой, что здесь для него критическая точка. Он знает, куда был нацелен искривитель, знает, что мы здесь. Как только ему удастся починить аппаратуру, он отправится нас искать, чтобы мы, часом, не расстроили его планы в этой точке континуума.
Аня понимала, что мои рассуждения не лишены логики, но все равно не горела желанием переходить к действиям.
– Лучше убраться подальше от этого проклятого болота, – добавил я. – Не годится здесь сидеть. Давай тронемся завтра утром, с первыми лучами солнца. Пойдем в гору, там будет и прохладнее, и суше.
В ее глазах вдруг зажглись искры восторга.
– Можно пойти той же дорогой, что и утконосые динозавры! Они наверняка направлялись на возвышенность.
– А тираннозавры следом, – пробормотал я.
– Да, – откликнулась Аня, и былой энтузиазм зазвенел в ее голосе. – Интересно посмотреть, догнали ли они утконосых.
– Порой ты бываешь невероятно кровожадной.
– Жесткость свойственна человеческой натуре, Орион. Я еще чувствую упоение охотой. А ты нет?
– Только когда я охотник, а не дичь.
– Ты мой охотник, – промолвила она.
– И нашел то, что искал. – Я притянул Аню к себе.
– Быть жертвой не так уж страшно, – прошептала она мне на ухо. – Иногда.
Наутро мы пустились в путь – прочь от болот, к прохладным, чистым холмам. Подсознательно я надеялся отыскать более привычный пейзаж: цветы и траву, собак, кроликов и диких кабанов. Я знал, что людей здесь нет, но все равно мечтал о знакомых образах.
Тем не менее мы очутились в мире, населенном практически одними динозаврами. В пасмурном небе без малейших усилий парили гигантские птерозавры. В кустах копошились крохотные четвероногие динозаврики. Повсюду маячили их крупные собратья, смахивавшие на ожившие горы, деликатно похрустывавшие листьями папоротников и кустов, в изобилии росших вокруг.
Цветов нигде не было и в помине – во всяком случае, ничего знакомого я не нашел. На макушках некоторых бочкообразных растений торчали перистые вайи. [4] А вообще унизанные шипами и червеобразными отростками рыхлые, мясистые растения внушали омерзение и отвращение, как порождения чужой планеты.
Не было даже знакомых мне деревьев, не считая изредка встречавшихся высоких стройных кипарисов и мангров, плотной стеной окружавших любое мало-мальски заметное озерцо или ручей, впиваясь в мокрую землю скрюченными хитросплетениями корней, будто сотнями крепких одеревеневших пальцев. Пожалуй, знакомыми выглядели еще и пальмы, хотя некоторые просто поражали своими размерами. Их голые чешуйчатые стволы вздымались на недосягаемую высоту, где перистые широкие листья овевал влажный теплый ветер. Нигде ни травинки, ни зернышка – лишь шуршавший камыш да уродливый рогоз. Порой они покрывали водоемы настолько плотно, что их поверхность казалась почвой, и обнаружить ошибку было можно, лишь провалившись по колено или даже глубже.
Ночевали мы на деревьях, хотя, насколько я мог судить, динозавры спали в ночные часы, как и мы. Но мы были совершенно беззащитны перед свирепыми тварями вроде тираннозавров, от которых могли лишь убегать и прятаться – а потому не хотели испытывать судьбу.
За первые дни пути мы не видели ни одного тираннозавра, хотя их трехпалые следы попадались довольно часто. Аня требовала, чтобы мы двигались по их следу, который шел параллельно более глубоким отпечаткам, оставленным утконосыми динозаврами. Порой когтистые лапы ступали поверх следов утконосых.
Вокруг хватало и других хищников. Например, стремительных двуногих тварей ростом значительно выше меня. На бегу они вытягивали хвосты параллельно земле и алчно хватали передними конечностями мелких динозавров, а те жалобно пищали и свистели, когда клыки и зубы карнозавров рвали их плоть.
Как только поблизости появлялся плотоядный ящер, мы с Аней ложились на землю. Не имея никаких средств защиты, кроме собственной наблюдательности и ума, мы не могли поступать иначе. Они к нам даже не подходили – то ли не видели, то ли решали, что мы несъедобны, уж и не знаю. А выяснять мне как-то не хотелось.
Однажды мы видели полдюжины трицератопсов, [5] осторожно утолявших жажду у берега речушки. Каждый из них, размером с четверку взрослых носорогов, был вооружен тремя длинными рогами и массивным костяным воротником, росшим из затылка. Неуклюжие, угловатые твари ужасно нервничали. И было от чего: с противоположного берега в речушку с плеском вбежала пара двуногих карнозавров – не тираннозавров, но все равно больших, зубастых и злобных.
Посмотрев в ту сторону, трицератопсы сбились в кучу, выстроившись плечом к плечу, опустив головы и направив свои длинные рога на хищников, будто ряд пик или грозный частокол. Карнозавры с фырканьем и ворчанием потоптались на месте, оценивая ситуацию. Затем развернулись и устремились прочь.
Я был близок к разочарованию. Мне вовсе не хотелось наблюдать жестокую, кровопролитную битву динозавров – просто кто бы ни победил, мы непременно смогли бы поживиться остатками мяса. Используя свои примитивные сети и палицы, мы могли охотиться лишь на мелких динозавров и мохнатых зверьков, так что изрядный кусок мяса нам бы не повредил.
На вторую ночь пути я проснулся от ощущения опасности. Царила непроглядная темень. Мы с Аней полулежали в развилке дерева. На ночлег мы расположились на самой большой высоте, где ветки еще выдерживали нас.
Мы были не одни. Я уловил исходившую от кого-то – или от чего-то – угрозу, но ничего не видел в кромешной тьме. По ночам здесь было тихо, не считая звучавшего постоянно и ставшего привычным неумолчного зудения насекомых. В меловом периоде не было ни воя волков, ни рыка львов – по ночам бодрствовали лишь предки полевых мышей и белок, но эти старались не производить никакого шума.