— Нет старых каналов.
— Как так нет?
— Так и нет. Отказались от сотрудничества.
— Смерти Хозяина испугались?
— Похоже на то. Испугались. И решили переждать.
— Ищи новых.
— Ищу.
— Что с документами?
— Если липу — можно хоть завтра, В неограниченных количествах. Если натуральные — надо ждать.
— Как долго?
— Может, день. Может, неделю.
— Ладно, неделю подожду. Если на прогулки выпускать будешь. Зекам прогулки положены.
— Какой разговор! Почистим помещения — и милости просим.
— Чисти. А то я тут как в берлоге. Скоро от ничегонеделанья в спячку впаду.
— Два, максимум три дня!
— Чего так долго?
— Новая метла по-новому метет. Так метет, что продыху нет. Но мы постараемся…
«Замок» ушел. Полковник остался. Заключенным в камере-одиночке повышенного комфорта.
— Да, — сказал «замок», приблизив телефонную трубку к губам. — Нет.
— Уверен?
— Абсолютно. Он там как в танке. С заваренными люками.
— Наверх его выпускаешь?
— Редко. А теперь совсем перестану.
— Смотри. Головой отвечаешь!
— Знаю. Некуда ему оттуда деться. В ящике он. Зарытом на глубине десяти метров. Который сам же и построил.
— Как ты считаешь, он не догадывается?
— Нет. Он не может догадаться. Его изоляция аргументирована поиском его милицией.
— А не может он попытаться бежать? Или что-нибудь сделать с собой?
— Вряд ли. Раз он ничего не знает, значит, у него нет причин ни для побега, ни для самоубийства. И нет возможностей. Мы на всякий случай изъяли все опасные предметы. Даже десертные ножи.
— Ладно, будем считать, что ты знаешь, что делаешь.
— Знаю…
* * *
Неладное полковник Зубанов почуял, когда ему отключили электроплиту и стали кормить готовой пищей. Приносимой три раза в день одним из бойцов.
— Здравия желаю, Григорий Степанович.
— Ты чего официантствуешь? — по-простому удивился полковник. — Я бы и сам мог готовить. Чай, не барин.
— Не получится готовить. У нас кабель, который на кухню идет, перегорел.
— Когда?
— Прошлой ночью.
— Чего так?
— А кто его знает? Похоже, короткое замыкание.
— Давно бы времянку перебросили.
— Времянку нельзя. Не положено. Двери не закроются. Надо новый кабель тянуть. Но вы не думайте, мы вам питание наладим лучше прежнего. Вот.
Боец поставил на стол судки и поднос, заполненный аэрофлотскими упаковками с хлебом, маслом, колбасой и прочими одноразовыми закусками.
— Здесь суп. Здесь салат. Здесь второе.
— А есть чем?
— Как чем? Ложкой и вилкой.
— И где они?
— Да вот же. В целлофане. Одноразовые. Ложка, вилка и нож действительно были одноразовыми. Пластмассовыми.
— Ну вы даете!
— Культура.
Какая к черту культура?! Пластмассовые ножи — культура?
— Слушай, а простую ложку и нож нельзя?
— Почему нельзя? Можно. Я в следующий раз принесу.
Но в следующий раз нож не принесли. И в следующий тоже.
Теперь полковник по-другому взглянул на окружающую его обстановку. Например, на отсутствующее, которое раньше было, зеркало. На электрическую, вместо обыкновенной, бритву. На… В общем, на полное отсутствие пригодных для нападения и обороны предметов.
И выходит, что его либо по причине большой к нему любви оберегают от случайных порезов, либо… Либо изолируют в этом бетонном мешке.
Похоже, что изолируют.
Из чего следует, что они… Что его бывшие соратники преследуют какие-то свои интересы. Потому что не сдают милиции и… не выдают металлические ножи.
Почему не сдают? И почему не выдают?
Почему?..
Зубанов поднял трубку.
— Привет, «замок».
— Здравствуй, полковник.
— Надо встретиться.
— Претензии к содержанию?
— К отношению. Вас — ко мне. И к отсутствию столовых ножей. Я жду тебя.
— Хорошо. Буду.
«Замок» прибыл через пять минут.
— Сдали меня? — в лоб спросил полковник.
— Пока — предоставили убежище.
— Для последующей сдачи?
— Может быть, и так.
— Инициатива твоя?
— Нет. Нового Хозяина.
— Я-то каким боком его задел?
— Не знаю.
— Почему сразу не сдал?
— Пытаюсь торговаться.
— Успешно?
— Нет. Проторговался вчистую.
— Меня проторговал?
— Тебя.
Зубанов замолчал.
— Другого выхода не было. Вопрос стоит так, что или ты, или все.
— Что теряют все?
— Работу. Квартиры. Некоторые свободу.
— За незаконное хранение оружия?
— Да. И еще за пособничество особо опасному преступнику.
— Мне?
— Тебе.
— Ты считаешь, что убил я?
— Не знаю.
— Значит, считаешь, что я
— На винтовке были твои отпечатки пальцев.
— Не все ли равно? Раньше тоже случались мертвецы. Но раньше мертвецы не вставали между нами.
— Здесь дело особое. Этот мертвец не наш. Этот мертвец твой. Личный.
— А если я не убивал?
— Все равно. Теперь изменить ничего невозможно. Или в тюрьму идешь ты. Или все мы. Нас прижали в угол.
— Тогда лучше я.
— Мы решили так же.
— Когда?
— Через два дня. Дольше я тянуть не могу.
— Иного выхода нет?
— Есть.
«Замок» вытянул из кобуры пистолет. Вытащил из него обойму. И выщелкнул из обоймы все патроны. Кроме одного. Загнал обойму обратно в пистолет и протянул его рукоятью вперед полковнику.
— Все, что могу.
Зубанов взял пистолет, секунду подумал и, передернув затвор, дослал патрон в ствол.