Такая работа… Грязная. Но нужная. Нужная нашей с тобой стране. Потому что кто-то должен ее защищать. Незаметно, без болтовни и нюнь. По-мужски.
Кто, если не ты? И если не я?
А все остальное не в счет! И все — не в счет. И даже ты сам — не в счет. Потому что такие правила.
А если иначе, если за деньги и звездочки, то все разбегутся и продадут. Как везде разбежались и продали.
Лучше — так, как ты, чем как они…
Ты понимаешь?
Он понимал. Понимал главное — что мосты сожжены, что сзади догорают головешки. Его жизни.
И еще он догадывался, что одних только бесед по душам им будет мало.
Он не ошибся. Слов им было мало.
* * *
— Прошу ознакомиться… Что это?..
Это были протоколы осмотра места происшествия. Его места происшествия.
И были фотографии трупов. Двух трупов. Его трупов.
— Прочтите.
Он прочитал акты судебно-медицинских экспертиз — мужской труп… три огнестрельных ранения в область… Женский труп… два огнестрельных ранения в…
Как два ранения? Почему два? Ведь было одно! Он стрелял один раз, в проем двери. Один раз!
Откуда взялось два? Одно — в грудь. Другое, смертельное, в голову. Он не стрелял в голову! Должен был, но не стрелял!
Или… Ах вот как…
Он не стрелял, но… все равно стрелял. Стрелял! И убил. И никуда от этого не деться. Теперь — не деться.
— На месте происшествия были обнаружены приобщенные к делу отпечатки пальцев. Отпечатки ваших пальцев.
Хотя он не оставлял отпечатков.
Но… оставлял.
— Следствие располагает фотороботом, составленным со слов видевших преступника свидетелей. Вас видевших. Хотя его никто не видел. Но… Видели.
— Мы должны предупредить, что существующих улик с избытком хватит для передачи дела в суд и вынесения приговора. И должны предупредить, что мы оставляем за собой право дать делу ход, в случае, если вы…
Да понял, все он давно понял. Вход — рубль. Выход — жизнь.
Свет лампы бил в лицо, бил в глаза. Голос следователя лез в самую душу.
— И все же непонятно, зачем обмазывать трубопроводы пластилином! Может быть, вы подскажете мне, зачем обмазывать трубопроводы пластилином?
— Ну откуда я знаю!.. Может быть, кто-нибудь просто похулиганил?
— А не слишком ли это сложно для просто хулиганства — проникать на территорию секретного завода, рискуя нарваться на охрану? Не проще ли было написать на заборе неприличное слово или разбить где-нибудь стекло?
И потом, такие масштабы! Тот, кто хотел похулиганить, похулиганил бы в одном месте. Для смеха этого бы вполне достаточно. А этот хулиган излазил весь завод!
Странно?
Более чем странно!
И еще хотелось бы понять, чем руководствовался хулиган, выбирая шутки ради самые уязвимые, с точки зрения возможного ущерба для производства, места? Или это случайность? Тогда очень странная случайность, безошибочная случайность.
Так что ваше объяснение не подходит. Это были не хулиганы.
А кто тогда?
— Вы скажете — шпионы?
— Ну, может быть, шпионы…
— Мы тоже так вначале подумали.
Но почему они выбрали пластилин?!!
Шпионы и диверсанты, если на мгновение представить, что это были шпионы и диверсанты, такого бы делать не стали. Они бы использовали взрывчатку.
Значит, это были не шпионы.
Но кто тогда?
Кто?
И зачем?!
И мне почему-то кажется, что вы это знаете! И почему-то кажется, что вы мне об этом расскажете. Непременно расскажете.
* * *
Ему не повезло. Его отправили на связь с Резидентом, отправили простым Курьером.
— Письмо.
Куратор положил на стол электронную записную книжку.
— Посылка.
И поставил баночку консервов «Тушенка свиная». Тушенка как тушенка, если внутрь не заглядывать. Впрочем, внутрь не заглянуть, даже если очень захочешь.
Куратор вытащил из кармана пульт. Обыкновенный, черный, с кнопочками. Вроде тех, что управляют телевизорами и видюшниками. Направил на банку, поочередно нажал несколько цифр и нажал разом комбинацию цифр. На «пульте» замигала лампочка.
— Самоликвидатор активизирован, — сказал куратор. То ли информируя, то ли предупреждая. Теперь любой человек, сунувшийся в банку, мог лишиться рук. И гарантированно лишиться банки. Безопасно вскрыть ее мог только Резидент, у которого был точно такой же пульт и которому была известна комбинация цифр.
— Распишись.
Курьер расписался за письмо и посылку. Сунул их в спортивную сумку. И отправился в аэропорт. Час лету, и он был на месте.
Час он бесцельно болтался по городу, проверяясь, нет ли за ним хвостов. Он проверялся очень тщательно, может быть, даже слишком тщательно, потому что это было его первое задание.
Нет, вроде никого. Лица не повторяются, марки, цвета, номера машин тоже.
Нет, все нормально.
В 13.07 он был на месте. Был на остановке «Универмаг». Он должен был стоять здесь до первого автобуса. Стоять, повесив сумку на левое плечо, сунув пальцы правой руки в карман и повернувшись в сторону движения гортранспорта.
Именно так и никак иначе. Потому что если иначе, если не выдержать до секунд время, смотреть в сторону приближающегося автобуса и засунуть ладонь в карман полностью, то это значит, что что-то случилось и встреча не состоится.
Откуда его «срисует» Резидент или не Резидент, а кто-то другой, он не знал. Он может пройти мимо в толпе пешеходов, проехать на машине, увидеть его сквозь витрину магазина или издалека в бинокль.
13.09. Подошел автобус. Его автобус. Через пять остановок он вышел и отправился по известному ему адресу.
Пешком отправился, потому что очень хорошо ориентировался в городе. Хотя ни разу в нем не был.
Сто метров прямо.
Потом налево в проулок.
Триста метров прямо.
Теперь направо…
По тридцатиметровой городской карте, раскручиваемой в голове.
Опять направо. Там должна быть небольшая площадь.
Ведь площадь.
Теперь все время прямо…
Здесь.
Он зашел в подъезд, который был проходным. Зашел одним человеком, вышел другим. Вышел без сумки, почти бегом, на ходу застегивая пиджак. Вышел спешащим на работу жильцом.
У мусорных баков он на мгновенье придержал шаг и бросил внутрь пакет с мусором. С настоящим, заготовленным заранее бытовым мусором, среди которого была измятая, поцарапанная, вздувшаяся, потому что «испортившаяся» банка тушенки и была засунутая в пустую коробку из-под кефира «сломанная» электронная записная книжка.