— Даже как-то жалко уходить. Привык, понимаешь, за столько дет.
— Да, вы сделали много для блага…
— Да ладно ты. Что сделал, то сделал. Теперь тебе делать. Ключи я тебе отдал, чемодан, понимаешь, тоже. Остался последний пустяк…
Собеседник напрягся. Все дела были переданы, все слова сказаны. Что он хочет еще? Озвучить какую-нибудь патетическую фразу, в надежде, что она войдет в анналы истории. Так не войдет. Его время закончилось. Слова пенсионера, пусть даже всероссийского значения, никого не интересуют. Без чемоданчика им грош цена в базарный день. Ну да ладно, переживем и это…
Преемник ждал, сохраняя на лице подобающее моменту почтительно-отстраненное выражение.
— Хочу дать тебе один телефончик, — «пенсионер» вытащил, открыл личную записную книжку. — Вот этот, — показал на отчеркнутый номер. — Если будут проблемы, позвони.
Какие могут быть проблемы у человека, у которого в распоряжении целое государство?
— У меня — проблемы? Какие могут быть проблемы?..
— Разные. Которые нельзя решить в рабочем порядке. Позвонишь, к тебе придет человек, ты ему все объяснишь. Только сам звони, никого другого в это дело не путай.
— Что это?
— Еще одна подчиненная тебе служба. Подчиненная только тебе.
— У нас нет такой службы!
— Мы многое думаем, чего у нас нет, пока, понимаешь, не попадем в этот кабинет.
Разговор был странен. Был о том, чего не могло быть. Потому что не могло быть в принципе.
— Теперь запоминай цифры: два, семь, ноль, девять, снова девять, три, шесть, два раза по единице, пять. И семь, семь, четыре, три в обратную сторону. Это код моего… вернее, понимаешь, теперь уже твоего личного сейфа. Потом сунешь в дырку вот это, — протянул пластиковый, размером с банковскую карту прямоугольник.
— Что там?
— Увидишь…
В сейфе лежала папка для бумаг. С бумагами. Написанными от руки. Что было необычно. Что было в высшей степени необычно! Писать от руки, писать самому (!), имея штат секретарей и без счету принтеров?..
Что за блажь?..
Или… Или просто конспирация? Потому что когда хочешь гарантированно сохранить информацию, ее приходится писать в одном экземпляре лично самому.
Финансовые отчеты. Цифры не самые большие, сопоставимые с бюджетом какой-нибудь заштатной областной милиции.
Что там еще?
Правила, регламентирующие порядок и форму контактов. Фамилии посредников, допущенных к тайне, через которых можно осуществлять передачу информации.
И все! Никаких адресов, фамилий, списков личного состава, отчетов о проделанной работе. Вообще ничего!
Что же это за служба такая? Безадресная?
А впрочем… Может, именно такая в век всеобщей продажности и нужна?
Или все это только игра? Способ безотчетно умыкнуть казенные деньги? Может — так.
А может… Ладно, потом разберемся. Со всем разберемся. И с этим тоже. Время еще есть…
Великое государство лежало распластанное на шестой части суши. Вернее сказать, некогда великое. А теперь просто распластанное.
Сто пятьдесят миллионов человек, составлявшие население этой страны, жили обычной, повседневной жизнью — спали, ели, пили, пили водку, ссорились, влюблялись, искали правду, просаживали миллионы, считали копейки, сводили счеты с соседями и с жизнью…
Их не было видно, потому что с высоты десять тысяч метров не видно ничего. Видно только бездонную темноту. Непроницаемую, как будущее.
— За бортом самолета шестьдесят пять градусов ниже нуля, — сообщила бортпроводница.
— Тогда еще по одной, а то замерзнем, — хохотнули три веселых парня в девятом ряду, разливая по пластмассовым стаканчикам водку.
— Слышь, дядя, ты будешь?
«Дядя» сидел прижатый веселой компанией к иллюминатору. На коленях у него лежал большой пластмассовый «дипломат».
— Ну, будешь или нет?
— Не хочу.
— Ну, не хочешь — как хочешь.
Парни опрокинули стаканчики, заели аэрофлотовскими конфетами. Им стало тепло и уютно. Несмотря на шестьдесят градусов за бортом.
— Может, в картишки?
— Точно!
Снова повернулись к соседу.
— Слушай, дядя, сделай одолжение, пересядь на ту сторону, а то мы в картишки решили переброситься, а у нас приятель через дорогу. Пересядь, а…
Сосед молча покачал головой.
— Ну что тебе стоит.
— Нет.
Парни переглянулись. Вот зараза попалась! Играть через проход было неудобно. Разве только бросить на подлокотник какой-нибудь чемодан.
— Ну и черт с тобой, сиди! Только тогда портфель свой дай. Мы на нем играть будем.
Сосед молчал, отвернувшись к иллюминатору.
— Дай! Тебе он без надобности, а у нас игра!
Сосед придвинул «дипломат» ближе к животу.
— Ну дай, не жмоться! Ну дай!
— Нет! Пусть лежит здесь, — как-то очень напряженно сказал сосед.
— Тогда убери его, а то расставил! На два кресла!
Разозленный парень толкнул локтем выступающий угол «дипломата». Тот дернулся в сторону и одновременно с ним дернулась, сдвинулась правая рука неразговорчивого пассажира. На мгновенье взблеснул застегнутый на запястье браслет и отходящая от него тонкая стальная цепочка.
И тот мужик та-ак взглянул! Та-ак… Парни мгновенно осеклись и как-то поскучнели.
— Ну вы чего там? Мы будем играть? — поторопил их приятель, тот, что сидел через проход.
Они замотали головами и стали строить многозначительные рожи, скашивая глаза на соседа и на «дипломат».
— Что, не дает портфель? — громко спросил тот.
Парни постучали кулаками по лбам. Ну не дурак, нет, орать во всю глотку?
Крайний, прикрыв руки телом, обжал запястье пальцами, «застегнул» их и протянул цепочку к коленям.
— Пристегнут, что ли? — тихо удивился их приятель.
— М-м, — промычали они. — М-мм!
Пантомиму, предназначенную приятелю, видел не только приятель, но еще несколько человек. Которые посмеялись над ужимками подвыпивших парней и тут же забыли об этом.
Но не все забыли. Кое-кто не забыл.
Кое-кто заинтересовался пристегнутым к руке чемоданом. Потому что чемоданы к рукам пристегивают только в одном случае. Только если везут в них что-нибудь ценное.
На подлете к аэропорту назначения любопытный пассажир ушел в конец салона, к туалетам, и вытащил мобильный телефон.