Умный человек всегда вначале думает об отступлении и лишь потом об атаке. Идти вперед без заранее обеспеченной страховки не героизм — безрассудство, граничащее с глупостью. Артельщики не были ни глупцами, ни героями. Они были профессионалами.
Когда охранная техника была установлена, временная схема охраны лагеря была демонтирована, вместе с архаичными, времен пиратов и партизан с незаконченным начальным образованием «вороньими гнездами». Примитивизм хорош в живописи, но не в диверсионно-разведывательном деле. Как бы ни был внимателен и опытен живой наблюдатель, специальной техники он не заменит. Электроника не ошибается, не курит, выдавая огнем свое местоположение, и не задремывает под утро. Единственный недостаток охранной сигнализации, что она в отличие от наблюдателя не умеет отличать человека от случайного зверя. Ей что солдат с гранатометом, что лось, кабан или медведь — все едино: движущийся объект массой свыше двадцати килограммов. Поэтому при использовании приборов скрытого слежения дежурному караулу приходится бегать гораздо больше, чем когда работают просто наблюдатели. Но это все же менее опасно, чем пропуск противника на свою территорию по причине ротозейства часового.
И лишь после того, как была обеспечена надежная охрана лагеря, артельщики занялись собственно бытом.
Генерал прибыл в баню к ночи, когда братья Ивановы отдохнули уже очень основательно. Возможно, даже чересчур. Генерал переоделся в потертый спортивный костюм и сел за стол.
— За что пили?
— За папаню, маманю, за орденоносный Тихоокеанский флот, — доложил прапорщик.
— За что будем пить?
— За вас, товарищ генерал.
— Тогда наливай.
Сухопутный генерал капитану-водолазу понравился. Пил наравне со всеми, погонами и должностью не кичился и вообще при ближайшем знакомстве оказался своим в доску парнем.
— Еще по одной?
— Еще.
— А вот, скажем, на глубину пятьдесят метров ты нырнуть можешь?
— Могу. Хоть даже в акваланге
— А глубже?
— Тогда в «тяжелом».
— В каком таком «тяжелом»?
— В том, который со шлангом и свинцовыми ботинками, — встрял, демонстрируя свою осведомленность, прапорщик. Мол, не зря на Дальний Восток ездил. — Я сам такой примерял. Тяжелый, зараза! Ноги не сдвинуть.
— Тогда еще по одной?
— Еще.
— А на сто метров можешь?
— Могу. Если применять инжекторно-регенеративное снаряжение, — воспроизвел капитан еще в молодости заученный параграф служебной инструкции.
— Что?
— Инженерно-дегенеративное, — повторил прапорщик, многозначительно задрав вверх палец.
— Причем до ста метров надо использовать воздушно-гелиевые дыхательные смеси, а если глубже — гелиево-кислородные.
— А глубже это сколько?
— А сколько надо?
— Например, двести!
— Двести — это много, это целый стакан! — услышал совершенно разомлевший прапорщик. — Я пас!
— И двести могу. Если из водолазного колокола.
— А двести пятьдесят?
— Нет. Потому что техника безопасности. Потому что запрещено.
— Я же не про то, запрещено или нет. Я про то, можешь ли ты. Способен ли.
— Я? Могу! Запросто. Я тебе по секрету скажу, только ты никому, что однажды… Утром протрезвевших братьев привели в уже знакомый им кабинет. За столом сидел генерал. Совсем не такой, что был в бане.
— Проходите, садитесь, — сухо предложил он. Братья, переглядываясь и силясь вспомнить, о чем таком они говорили вчера, уселись на краешек стульев.
— Долго задерживать я вас не хочу. Поэтому сразу скажу, что от вас требуется. Братья напряглись.
— Не много. Мне требуется собрать кое-какие оброненные на глубине двести пятьдесят — двести семьдесят метров вещички. Что вы на это скажете?
— Это невозможно! — ответил капитан второго ранга.
— Почему?
— Данные глубины превышают возможности используемого у нас водолазного снаряжения.
— Вчера вы говорили другое. Вчера вы рассказывали, что однажды…
— Это было нарушением существующих инструкций.
— Меня не интересуют инструкции. Меня интересует дело. Или вам бюрократические параграфы страшнее глубины?
Капитан потупил глаза.
— Так было то, о чем вы рассказывали, или вы хвастали?
— Было, — ответил моряк.
— Значит, погружение на данные глубины возможно?
— Возможно.
— Тогда я прошу вас помочь мне в деле, от которого зависит очень и очень многое.
— Я не могу решать подобные вопросы без согласования со своим непосредственным начальством.
— С начальством уже все согласовано. Они не против. Под вашу ответственность. Но я так понимаю, что если что-то случится, то нести эту ответственность уже будет некому. Так что вы ничем не рискуете. Кроме жизни.
— У меня нет соответствующего снаряжения.
— Снаряжение уже в пути.
— Что будет, если я откажусь?
— Я проведу служебное расследование по известным мне фактам нарушения техники безопасности. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Извини, капитан, но у меня нет другого выхода. Мне нужно то, что нужно. В случае удачи я гарантирую вам присвоение внеочередного звания, премию в размере годового оклада и свою признательность.
Капитан сцепил руки, положенные на стол, в кулаки. Прапорщик ошарашено вертел головой, поглядывая то на брата, то на генерала.
— Когда я должен приступить к работе?
— Сейчас.
— Где будет производиться погружение?
— На Крайнем Севере. Точное местоположение объекта работ вам знать необязательно. Вас доставят куда надо и обеспечат всем необходимым.
— Что я должен искать?
— Об этом вы узнаете на месте. Еще вопросы есть?
— Никак нет! Разрешите идти?
— Идите. И вот что еще. Я хочу надеяться, что, остыв, вы правильно расцените мой, внешне не самый благовидный, поступок. Речь идет не о моих капризах и даже не о моей карьере. Речь идет о безопасности государства. Которому служу я. И которому служите вы. Такая цель способна оправдать любые средства.
Ровно через пять суток после завершения подземных работ бывший прапорщик, а ныне официальный фермер и неофициальный шахтер-любитель Анисимов отправился на вокзал. На собственном, купленном по случаю грузовичке. Он не ждал дополнительных приглашений в багажку, он знал, что в этот конкретный день он должен туда прийти. И что там его будет ожидать груз. Который он заказывал в одной столичной, специализирующейся на поставке сельскохозяйственного оборудования фирме.