— Когда выезжать?
— Завтра выезжать. С утречка пораньше.
— Он с утречка не вполне…
— Ничего, на природе проветрится. Скажешь, я велел…
Выехали на рассвете. Борец сидел на заднем сиденье машины, ожесточенно пережевывая жвачку и не менее ожесточенно матерясь. Сидел один. Потому что вдвоем было бы тесно. Борец не зря носил свою кличку. Он действительно был борцом. И выступал за Союз. В тяжелом весе.
— Они что, мальчика нашли… Ни свет ни заря… Как будто полдня что-то решают…
Беспрерывно зевающий водитель закурил сигарету.
— Э! Крутила! Гаси папиросу. Я этого не люблю, — раздраженно сказал Борец. — Капля никотина лошадь кончает. Слыхал такое?
— Так то лошадь. Ей до вас!.. — уважительно заметил водитель. Но сигарету скомкал и выбросил.
— Не-а, я против никотина принципиально. Меня еще первый тренер отучил. Он говорил, лучше водку пей и баб имей, чем курить. Курево для дыхалки смерть.
Машина завернула к пристани и остановилась.
— Это мы на катере, что ли? — недовольно спросил Борец.
— Шеф велел.
— А че не на вертаке? Интересно мне полдня на воде трястись.
— Я же говорю, шеф велел.
— Шеф, шеф. Сам бы небось на катер не сел, — проворчал Борец, выбираясь из машины. — Куда идти?
— Вон к тому пирсу. Там катер. Небольшой, но на подводных крыльях катер лениво качался на волне.
— Этот?
— Этот.
— Чего-то он такой маленький.
— Зато быстрый. Домчит, что самолет.
Борец сошел по сходням. Катер присел под его весом, как конь под взгромоздившимся на него тяжелым седоком.
Два в полутяжелом весе помощника Борца прошли за ним.
— Ну, все, что ли?
— Эй, стой. Там, в машине, два ящика пива. Тащи его сюда. А то я не доеду.
Пиво вытащили, принесли, передали на катер. С кнехтов сбросили концы.
— Ни пуха вам.
— Да пошел ты… Катер отвалил от пирса.
— Будят раньше утра! Гонят к черту на рога! Тоже мне деятели… — продолжал ворчать Борец, падая на диван в каюте и откупоривая ногтем большого пальца пиво. — Нашли пацана…
Полутяжи согласно кивали и тоже откупоривали бутылки.
— Эй, водила! Сколько до места?
— Шесть часов.
— Сколько?!
— Шесть!
— А че так долго? У тебя же крылья!
— Там фарватер тяжелый. Полным ходом идти опасно.
— Ни хрена себе. Это же если в два конца — двенадцать часов. Полсуток! Да еще там не меньше часа.
— Часа много будет. Там быстрее справимся. На хрен волынку тянуть…
Через пять часов катер вошел в пороги, и его замотало из стороны в сторону. Пассажиры сидели на диванах, угрюмо посматривая на катающиеся туда-сюда по полу пустые бутылки.
— Скоро уже?
— Час остался.
Бутылки катались и бились друг о друга…
«Главный опер» ГРУ генерал Федоров шел на доклад к высокому начальству. Минуя непосредственное. Сегодня он был спокоен. Впервые за последние недели. Сегодня его нельзя было обвинить в злоупотреблении служебным положением и разбазаривании казенных денег. Сегодня он имел на руках козырный туз, который бил всех бегающих в высокие кабинеты на доклад «шестерок».
— Прошу ознакомиться, — сказал генерал Федоров, раскладывая на столе акты экспертиз, тщательно вычерченные графики и многократно просчитанные траектории.
— Что это?
— Анализ недавнего чрезвычайного происшествия, имевшего место у наших коллег. Я имею в виду взрыв десантной шлюпки. И связанную с ним гибель личного состава.
Высокое начальство надело очки и внимательно прочитало акты, рассмотрело графики и траектории.
— Ты хочешь сказать, что гибель шлюпки и личного состава — это не случайность?
— Именно это я и хочу сказать.
— Но зачем?
— На этот вопрос я ответить не могу. Пока не могу.
— Н-да, — почесало пальцами в затылке высокое начальство. — Если свои — своих. Если они решились грохнуть семнадцать бойцов, значит, дело затевается нешуточное. Конечно, если затевается, если ты не ошибаешься.
Генерал Федоров молча кивал на разложенные на столе листы.
— Допустим, ошибаюсь, но как быть с этим? Начальство снова придвинуло акты и графики.
— С этим — никак. С этим не поспоришь. Только непонятно, зачем им все это надо? Взрывы, трупы, разборки? Как ты считаешь? Предположительно?
— Я не привык предполагать. Я привык вести следствие. Собирать и сопоставлять факты, находить улики. Я не могу делать выводы, не располагая доказательствами.
— Брось, генерал. Ты же наверняка имеешь какие-то свои соображения по данному делу.
— Я не могу иметь никаких соображений. Я строю определенные следственные гипотезы. Но говорить о них без достаточной доказательной базы считаю нецелесообразным. На сегодняшний день я могу сообщить лишь о том, что провел расследование по делу о взрыве десантной шлюпки, повлекшей гибель семнадцати человек. И доказал его злонамеренность.
«Скользкий парень, — подумало про себя высокое начальство, — как обмылок, обмазанный вазелином. Без ежовых рукавиц не ухватишь. Ну да ладно. Свое дело он сделал хорошо. Видно, у него есть во всем этом какой-то свой интерес. Поэтому жать на него не стоит. Пока. А там поглядим».
— И что ты намереваешься делать?
— Копать.
— Глубоко?
— Если понадобится — до центра Земли.
— До центра не близко… Вот что, генерал. Ты оставь-ка эти документики здесь, у меня. Я их на досуге повнимательней пролистаю. А ты пока подумай о плане дальнейших действий. Как ты хочешь дальше это дело вести. В каком таком направлении. И что тебе для этого потребуется. И я тоже подумаю. Вдруг что совместными усилиями и скумекаем. Лады?
Федоров согласно кивнул.
«Темнит шеф. Хочет чужими руками какой-то свой жар загрести. Либо сковырнуть кого с заоблачных высот, либо к солнышку вознести. Где теплее. И больше желтизны. Ну да ладно, это дело его компетенции. И его риска. Здесь я ему не помощник. Мне бы свои проблемы разгрести».
— Разрешите идти?
— Валяй.
Высокое начальство разложило на столе документы. Как карточный пасьянс. И стало их перекладывать с места на место. И стало думать. О том, что можно полезного извлечь из сложившейся ситуации. Для своей страны, для своего ведомства и лично для себя. Сегодня, завтра, послезавтра.