— Я приказал. Да вы не беспокойтесь. Все очень хорошо подготовлено. Осечки не будет.
— Почему вы, отдавая приказ, не посоветовались со мной?
— Вас не было на месте. А тянуть дальше не было никакой возможности. Если мы отложим операцию еще на какое-то время, прибудут покупатели плуга, и тогда он будет не один. Мы ничего не сможем сделать.
— Вы передали телеграмму адресату?
— Да.
— Когда?
— Сразу после получения.
— Немедленно приостановите операцию. Я вылетаю к вам с первым рейсом.
— Да. Но..
— Я приказываю приостановить все оперативные действия до моего прибытия! Руководить данной операцией я буду лично сам! Вы отстраняетесь от всех дел до моего особого распоряжения. Вы поняли?
— Да. Но дело в том…
— Вы поняли меня?
— Так точно!
— Повторите приказание!
— Я отстраняюсь от всех дел. Операцией будете руководить лично вы.
Но дело в том, что операция уже идет. Операцию уже не остановить…
Генерал Осипов любил охоту. Не столько саму стрельбу, которой ему достало в ранней, оперативной, юности, сколько тишину и покой леса. Что может быть лучше, чем, перебросив через плечо переломленную надвое «тулку», протискиваться сквозь кусты, вдыхая аромат леса, чувствуя, как пружинит под ногой упругий мох. Это вам не асфальт топтать, который стучит в каблук что твоя кувалда. И не выхлоп персонального автомобиля нюхать.
И главное — никаких тебе оперативок, пятиминуток, разборок, выбиваний, согласований, утрясаний и тому подобной каждодневной, по большей части бесполезной суеты. Только ты и лес. И больше никаких погон и лампасов.
Хорошо!
— Жди меня здесь, — сказал генерал своему ординарцу. — Я поброжу маленько и часа через три-четыре вернусь. А ты тут пока чего-нибудь поесть сообрази.
— Может, мне с вами, товарищ генерал?
— Зачем?
— Ну, на всякий случай. Мало ли?
— Чудак ты, Сережа. Какой тут может быть случай? Это же лес. Он нашему брату в одну только помощь. Знаешь, сколько я в нем километров исходил? И на пузе исползал? И, как видишь, жив и относительно здоров.
— А вдруг зверь какой?
— Самые страшные звери, Сережа, живут в городе. В казенных берлогах. А здесь безобидные травоядные и плотоядные животные. Все, жди. И насчет обеда не забудь.
— Не забуду. Все будет по самому высшему классу, товарищ генерал. Только вы не опаздывайте.
— Ты не беспокойся. Если что случится, ну там ногу подверну или еще что, я стрельну. Три раза подряд.
Генерал забросил на плечо ружье и шагнул в ближайшие к поляне кусты. Он пошел наугад, куда повели его ноги. Но вышел к озеру. В том месте, где оно густо поросло камышами. И сел на ствол поваленного дерева. Места здесь, хотя до Москвы было, сидя в персональном автомобиле, рукой подать, — глухие. Местные здесь не бродили, предпочитая охотиться и рыбачить в ближайшем продмаге. Грибники паслись ближе к железной дороге, а гражданских охотников в этот принадлежащий Минобороны заказник не пускали. И если ловили, то составляли акт и изымали средства охотничьего производства. А тех, кто не проникался и начинал, бродя по инстанциям, жаловаться, — призывали на три месяца на переподготовку в Забайкальский военный округ. На чем инцидент исчерпывался, потому что ослушник получал стойкое отвращение к любому виду огнестрельного оружия.
Генерал сидел на стволе дерева; положив на колени ружье, курил папироску и слушал шуршание камыша и щебетанье птиц. Ему Забайкальский военный округ не угрожал…
— Здравия желаю, товарищ генерал! — сказал случайно проходивший мимо озера мужчина в дождевике и облепленных осокой болотных сапогах.
— Здоров! — ответил генерал. — Садись отдохни.
Гражданский прохожий присел на ствол и скинул капюшон дождевика.
— Хорошая погода, — сказал он.
— Неплохая, — согласился генерал. — Но долго не простоит.
— Отчего это?
— Утки крякают. И бюро прогнозов передавало. На, кури.
Прохожий размял папироску и закурил.
— Устал я, — пожаловался он.
— От чего?
— От жизни такой. От пьянки. Руки трястись стали. И печень болит.
— Сам предложил.
— Дурак был. Вот и предложил. Думал, силы как в молодости. Думал, ведро выпить могу, а утром как огурчик.
— А сейчас как?
— Сейчас тоже как огурчик. Только пропущенный через мясорубку. И главное — все зря.
— Почему зря?
— А не поверили они в мою пьянку. Ни хрена не поверили. На медицинское освидетельствование потащили. Пункцию печени делать хотели.
— Проверить решили?
— Ну да. Бутылки в день, развода и рыганий в общественном транспорте им мало показалось. Захотелось объективных показателей.
— Это приятель твой старинный расстарался.
— Кто?
— Генерал Федоров. Это он в твой загривок вцепился.
— Хватка у него! Как у лесного клеща.
— Школа! Кстати, он в Архангельск улетел.
— В Архангельск?!
— Ну да. Я ему телеграмму дал. Насчет плугов. Чтобы поторопился.
— И что?
— Ну, он и поторопился. Так поторопился, что чуть фуражку не потерял, когда на аэроплан бежал.
— Значит, выходит, не зря я пил?
— Выходит, не зря.
— Значит, клюнули на прапорщика?
— А как не клюнуть, когда мы ему чуть не целую сельскохозяйственную выставку выслали. Да и ты вовремя свою роль сыграл.
— Как они на него вышли?
— Как ты и предполагал, прошерстили твои старые связи. Тех, с кем ты начинал. А багаж только прапорщику пришел. Они установили наблюдение. Обнаружили отвалы Догадались, что он там что-то копает…
— И решили проверить багаж?
— И решили проверить багаж.
— А почему сейчас? Почему не раньше?
— Раньше они сомневались И не хотели рисковать
— А теперь?
— А теперь ты газеты в киоске купил. С объявлением.
— Сработало?
— Не то слово. Они тот сквер чуть не бархотками вычищали. Как образцово-показательный дворницкий полигон. Все бумажки подняли. Те, в которые ты рыбу заворачивал, с которых ел, и даже те, которые ты в кустах попользовал. Все к делу пришили. Так что гордись, теперь твои «росписи» в самых высоких кабинетах, в особых папочках покоятся.