И поражения цели!
Но чем может быть полезен боевой запуск ракеты с разделяющейся ядерной боеголовкой? И связанная с этим гибель многих тысяч людей. Чем может быть полезна гибель многих тысяч людей?
Представить невозможно. И значит, вопрос не имеет ответа.
А если поставить вопрос иначе? Если спросить, не чем, а: «Кому может быть полезен запуск ракеты стратегического назначения? И связанная с этим гибель людей?..»
Если начать с того, кому это может быть выгодно. Кому может быть выгоден боевой пуск и массовая гибель людей? Не наших, а тех, живущих за рубежами нашей Родины…
Этот вопрос уже гораздо интересней. На этот вопрос уже могут быть даны ответы. Несколько вариантов ответов. Но если суммарно, если не разбегаться по отдельным ведомствам, отдельным фамилиям и должностям, то один. Суммарный.
Этот запуск нужен всем, кому не угодно ныне существующее правительство. Потому что после подобного запуска это правительство неизбежно уйдет в отставку. И на его место придет другое.
То, которое, вполне вероятно, спровоцировало это мирового масштаба происшествие.
Вот зачем нужен боевой пуск ракеты! Действительно нужен! И потому состоится!
Если ему не помешать…
А как ему можно помешать?
Только воспрепятствовав захвату пусковой. И тем — последующему запуску. И тем — смене правительства на новое…
Но на новое правительство наплевать. Не наплевать на ракету. Только на ракету…
В таком случае как воспрепятствовать захвату пусковой?
Это вопрос уже тактический. На который полковник Зубанов, если очень постараться, ответить мог. Потому что он всю жизнь учился захватывать объекты, находящиеся под особой охраной. Потому что умел их захватывать. И значит, умел препятствовать захвату!
Каким образом?
Проще всего — лишением наступающей стороны личного состава. Или вооружения, с помощью которого она предполагает наступать. Последнее достижимей всего. И главное, позволяет остаться в тени. Потому что во всех других случаях человеку, решившемуся вступить в противоборство с заговорщиками, не выжить. Не выжить, если он надумает разгласить тайну заговора. И даже не успеть ее разгласить. Не выжить, если полезет в открытую драку. Не выжить, если попытается распропагандировать личный состав, который — руку на отсечение — будет выделен из его бывших работников…
Бывших работников…
Полковник Зубанов на мгновение запнулся в своих рассуждениях.
Бывших…
Так вот оно в чем дело… Теперь ему стало все более понятно. Чем даже минуту назад.
Так вот зачем ему предложили придумать все те направленные на изъятие со складов специмущества планы.
Вот зачем заставили угробить часть личного состава во время тех липовых учений…
И, может быть, даже сократили его отдел…
Его отдел сократили для того… Точно! Так это и было!
Теперь он был уверен, что сокращение было проведено с единственной целью — получения в полное свое распоряжение бойцов, умеющих и способных захватывать объекты стратегического назначения. Бойцов в комплекте с оружием.
Все встало на свои места. Отдельные картинки последних нескольких месяцев сцепились в единое целое. И стали понятны. И стали выглядеть совсем по-другому, чем раньше.
Никакого идущего сверху сокращения не было. Был плановый вывод личного состава из штата Комитета. И воровство оружия и снаряжения. Которым руководил полковник Зубанов!
Неисправимый идиот, тупица и верхогляд!
Его стократ обводили вокруг одного и того же пальца. Его заставляли отсеивать, читай — убивать, своих подчиненных во время учений и еще раз отсеивать там, на лесной базе, во имя высоких целей, которых не было! Вместо которых был антиправительственный заговор! В котором он, сам того не зная, играл не последнюю роль.
Его использовали, не спросясь. И ему отрезали пути к отступлению. Потому что он был виновником гибели своих сослуживцев. Потому что он был убийцей!
Теперь он не мог ничего изменить. В прошлом.
Теперь он мог что-то изменить только в будущем. В скором будущем.
Например, мог лишить террористов оружия. Того, которое лично сам поднес им на блюдечке с голубой каемочкой. И тем лишить их материальных предпосылок к совершению теракта. С простыми «АКМ» и «Макаровыми» на пусковую не попрешь! А если попрешь — то бесславно погибнешь.
Лишить оружия! И тем хоть как-то реабилитировать себя в своих глазах. О чужих глазах разговор не идет. В чужих глазах он навсегда останется предателем и убийцей своих подчиненных. Своих боевых товарищей. Останется Иудой, продавшимся… за свою глупость!
Оружие! С него следует начать!
На следующий день полковник Зубанов отбыл отслеживать вступившее в контакт с «объектом» неизвестное лицо. Лицо было так себе. Не обещавшее никакой дополнительной информации. Но было иногороднее, что позволяло на несколько дней залегендировать свое отсутствие.
Полковник сел на хвост облюбованному им лицу. Поводил его по городу и приехал на вокзал. На вокзале полковник недолго потолкался в толчее отъезжающих. Отчего натолкнулся на патрулирующего зал ожидания милиционера.
— Куда так спешим, гражданин?
— На поезд.
— А где ваш багаж? Если на поезд.
— В камере хранения. Потому и спешим.
— Ваши документы.
Полковник протянул паспорт. Без боязни. Потому что паспорт был подлинный.
— Осторожней надо быть! — строго сказал милиционер. Козырнул. И отошел.
Пока полковник препирался с милиционером, наблюдаемое им лицо затерялось в толпе.
Ну и черт с ним! Значит, так и должно быть! Значит, судьба!
Полковник Зубанов, резко развернувшись, пошел к кассам. Купил билет и сел в поезд. Наверняка не в тот, в который сел объект слежения. Наверняка в другой, идущий в противоположном направлении.
На третьей станции он вышел. Проголосовал такси, доехал до аэровокзала и купил билет в далекий северный город. В том городе, не выходя из аэропорта, пересел на другой местного назначения самолет.
Еще через девять часов он был на месте. Он был возле тайника. С похищенным комитетским имуществом.
Груз хранился под открытым небом. В тундре. Врытый в вечную мерзлоту. Здесь его некому было искать. И некому брать. И все же на всякий случай за ним присматривал один местный житель.
— Здорово! — сказал Зубанов.
— Здравствуй, начальник, — ответил охранник. — Давно не был.
— Все нормально?
— Нормально, однако.
— Чужих не было?
— Чужой здесь не ходит. Тундра, однако. Я ходил. Ты ходил. Олень ходил. Больше никто не ходил. Батарейки привез?